— Да что ты можешь видеть? — кипятился генерал.
— Меня ведь к делу привлекли не для того, чтобы я настоящего преступника нашел, я вам нужен, чтобы быстрее найти Подгорного.
— А Подгорный что, по-твоему, не преступник? — Карнаухов тоже вскочил на ноги и, опершись руками на стол, наклонился вперед. — Раз бегает, значит, уже преступник. Так что найти его — это твоя прямая обязанность в любом случае!
— Хорошо, — вздохнул Реваев, — сформулирую вопрос иначе. Если я найду Подгорного, но в результате следственных действий приду к выводу, что он не причастен к убийству, и отпущу его на все четыре стороны, что тогда будет?
Начальник управления медленно выпрямился и одернул китель, после чего негромко, но четко произнес:
— Тогда, полковник Реваев, я буду вынужден передать дело другому следователю, который отменит ваше неправомочное решение. А вас, товарищ полковник, я самого отпущу на все четыре стороны из следственного комитета. Если только, — Карнаухов немного помедлил, — вы не предоставите убедительные, я бы сказал, бронебойные доказательства, что это убийство совершил кто-то другой.
— Угу, приятно иметь друзей в руководстве, хоть от кого-то можно узнать правду. — Реваев воинственно расправил плечи. — Разрешите идти, товарищ генерал?
— Иди, иди. Не споткнись только, Аника-воин, — насмешливо напутствовал его Карнаухов.
Реваев на насмешку не отреагировал и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, чем немало удивил ожидавшего громкого хлопка Карнаухова.
Выйдя в коридор, Юрий Дмитриевич некоторое время стоял в задумчивости, не обращая внимания на приветствия проходивших мимо коллег. В конце концов он достал из кармана телефон и набрал номер Фролова. По мнению Реваева, для этого сейчас было самое подходящее время. Время сбросить маски.
За дни, проведенные в изоляторе, Туз почти не изменился, разве что взгляд стал еще более настороженным, волчьим.
— Я так понимаю, ничего нового поведать мне вы не желаете. — Реваев достал из папки бланк протокола допроса.
— Так ведь нечего рассказывать, — упрямо мотнул головой Леха, — да и вам, как мне кажется, тоже нечего мне сказать. Я так думаю, гражданин следователь, вы меня еще немного здесь помурыжите для острастки да и выпустите.
— Это с чего же такая уверенность? — прищурился Реваев.
— А с того, — доверительно ответил Туз, — что в нашей стране за лазанье по березам не сажают. Пока. Конечно, со временем вы и это упущение исправите, но в настоящий момент вам мне предъявить нечего.
— Ну почему же нечего, Алексей Михайлович? Вы же мужчина у нас бывалый, жизнь повидали, знаете: был бы человек, статья найдется. Для вас тоже уже статейка заготовлена.
— Это, интересно, какая же? — оскалился Туз.
— Ну как какая? Статья сто пятая уголовного кодекса — убийство. Что вы так на меня смотрите удивленно? В момент убийства Локтионова вас в сторожке не было, вернулись вы к себе сразу же после того, как убийство было совершено, после этого еще раз выходили. Мотив у вас тоже имелся. Все сходится. А ваш отказ сотрудничать со следствием прекрасным образом подтверждает эту версию, так что вы можете спокойно молчать дальше. Суды у нас, кстати, таких молчаливых любят. И процесс идет быстрее, и срок можно дать побольше.
— У вас же нет никаких доказательств, вы не можете просто так это сделать! — возмутился ошарашенный Леха.
— А береза? — усмехнулся Реваев.
— А что береза? — не понял Туз.
— Вы сами дали показания, что сидели на дереве в то время, как Локтионов и Подгорный распивали спиртные напитки на соседнем участке. Правильно я говорю?
— Ну, предположим, что так, — осторожно согласился Туз.
— Так, без всякого предположим. Вы же сами коврик к ветке примотали. Сидеть неудобно было? Теперь-то точно удобно будет. Главное, долго.
— При чем тут береза? — вновь спросил Туз. — Ну, сидел я там, и что?
— Как что? — удивился полковник. — Вы сидели и наблюдали за Локтионовым. С того места виден только край террасы, конечно, но тем не менее. Вы дождались, когда Локтионов останется наконец один, спустились и убили его. Понимаете, Алексей Михайлович? Это неопровержимая улика. У нас есть доказанный факт того, что вы следили за убитым непосредственно перед тем, как убийство произошло. Этого достаточно. И мне, и суду.
— Вы же знаете, что я следил не за ним!
— Ой! — Реваев бросил ручку на стол. — Ой, Алексей Михайлович. Вы еще скажите, что Локтионова вас видела и может подтвердить ваше безобидное хобби. Чего вы молчите? Я знаю, что она видела. У вас там вообще, странная компания подобралась. Вот только, уверяю вас, в суде, где будет куча народу, а может, даже еще пара журналистов заявится, она этого не признает никогда. Ей еще жить дальше в этом чудесном домике, который достался ей от покойного супруга, в окружении чудесных соседей, которым такой, нет, — Реваев развел руки в стороны, — вот аж такой повод для пересудов она дать точно не осмелится.
Туз угрюмо молчал.