— Да, люди, которые там были. Но к тому времени, когда появились представители властей, все разошлись.
— Значит, смерть ваших родителей не зарегистрирована?
— Нет, я была слишком расстроена, чтобы этим заниматься.
— Тогда как вы объясните, что все документы, касающиеся вашего рождения, в полном порядке, и подтверждают, что вы — дочь Антона Корфа?
— Он их подделал. Корф говорил мне об удочерении.
— Бумаги получены из Гамбурга; это копии официальных документов.
— Он заплатил кому-нибудь за них.
— Но он не был в Германии с тридцать четвертого года.
— Он мог нанять сообщника.
— Кого?
— Не знаю.
— Но вы должны знать. Я понимаю, вам хочется свалить вину на других, но в вашей истории должен быть хоть какой-то смысл.
— Я же все объясняю, а вы меня сбиваете. Мне очень трудно. Я стараюсь быть честной, а мне все равно не верят. Вы уже убеждены в моей виновности. Но все это только видимость, а правда на моей стороне.
— Зачем вы перевозили труп мужа?
— Я уже отвечала на ваш вопрос. Чтобы Корф успел зарегистрировать завещание.
— Но его не было…
— Я об этом не знала. Так посоветовал мне Корф.
— А вы не пытались купить его молчание?
— Конечно нет, ведь вся идея принадлежит ему.
— Вы уверены?
— Сколько раз мне повторять одно и тоже, чтобы вы поверили?
— Значит, вы утверждаете, вашего мужа убил ваш отец?
— Он мне не отец.
— Отвечайте на мой вопрос.
— Да. Именно он убил его и подстроил так, чтобы меня обвинили в убийстве. Если меня казнят, он станет моим наследником.
— Нет, если он удочерил вас.
— Но вы же сами сказали, что он выдает себя за отца настоящего.
— Согласен. Так он нанял вас на роль жертвы, которая ответит за его преступление, и станет вашим наследником?
— Вот именно. Наконец-то вы меня поняли. Именно это я и хотела сказать. Теперь вы все знаете.
— Но что, если вас не приговорят к смерти?
— Что вы имеете в виду?
— Вы молоды и красивы. Присяжные могут сжалиться над вами и приговорить к пожизненному заключению, а после апелляции срок даже сократят.
— Ну и что?
— Именно об этом я вас спрашиваю. Зачем ему убивать вашего мужа?
— Но он был уверен, что меня приговорят к смерти.
— Возможность — слишком зыбкая основа для такого тяжкого преступления.
— Корф сам мне об этом сказал. Посвятил меня в свой план до мельчайших деталей.
— И когда же он мог такое сказать?
— Вчера во время свидания.
— Как вы считаете, может убийца выдавать себя такими признаниями?
— Он хотел, чтобы я знала все. Он просто чудовище. Ему хотелось поглумиться надо мной. Он меня ненавидит.
— Почему?
— Не знаю. Я не знаю, что со мной творится. Знаю только, что боюсь и не хочу умирать.
— Послушайте моего совета и признайте себя виновной. Вами двигали корыстные побуждения, но вы не первая поддались искушению. К тому же есть смягчающие обстоятельства. Вы приехали из страны, где в наши дни жизнь слишком сурово обходится с людьми. У вас было временное помешательство.
— Но я не убивала. Это он…
Стерлинг облокотился на стол и наклонился к Хильде.
— Любопытная штука — жизнь. Отец бросил вас ещё ребенком. Ничего хорошего в этом нет, и потому желание отомстить вполне естественно. Но раз он снова вас нашел и пытался наверстать упущенное, то более преданного друга у вас просто не могло быть. Хотите докажу?
Она удивленно уставилась на него…
— Принесите магнитофон, — велел Кейн.
Хильда совсем растерялась и уже начала сомневаться, в своем ли она уме. Может быть, ей пригрезился последний визит Антона Корфа? Не было ли это дурным сном?
На столе оказалось сразу два магнитофона. Стерлинг Кейн похлопал по крышке одного их них.
— Этот был на борту яхты, — пояснил он. — Знаете, как он к нам попал?
Ее удивлению не было предела.
— Мы следили за вашим отцом, который ради вашего спасения счел своим долгом пробраться ночью на яхту. Машину он оставил в самом дальнем конце пристани и надеялся, что полиция его не заметит. Но мы взяли Антона Корфа, когда он спускался по трапу. Магнитофон он пытался выбросить в воду.
— Не понимаю.
— Всему свое время. Сейчас мы собираемся прослушать другую запись, а к нему вернемся позднее.
— Включай, — скомандовал он, поудобнее устроился на стуле и закурил. Сейчас вы прослушаете запись допроса вашего отца и оцените разницу в вашем отношении друг к другу. Я делаю это только чтобы доказать отсутствие у меня всякой предвзятости. Когда мы её прослушаем, вы сами сможете судить, чья версия более приемлема.
Поначалу Хильда не узнала голосов двух мужчин, да и смысл их беседы тоже оставался непонятен. Ее охватило чувство, что эти две адские машины поставили на стол специально, чтобы погубить её окончательно. Она с тревогой следила, как перематывалась лента. Потом голоса стали ясными и разборчивыми, так что закрой она глаза, вполне можно было подумать, что беседовали прямо в кабинете, а ей досталась роль свидетеля.
— Этого я не могу понять, — голос Антона Корфа. — Должно быть, дочь просто потеряла голову. Она не посвящала меня в свои тайны. Я столько лет не признавал её, и даже сегодня не знаю, чем возместить ужасную несправедливость.