Мариза

Он ошибался. Я слабо, еле заметно улыбнулась.

– Нет. Тьяго, ты не совсем прав. Да, этот секс был огромной, чудовищной ошибкой, но каждую его секунду я была с тобой. И мне понравилось.

Он закурил, отдал мне сигарету, подкурил себе. Мы оба смотрели на то, как занимается рассвет.

– Что мы будем делать?

Я покачала головой.

– Я хочу сказать Рэю. Он заслуживает знать правду. И нам давно пора поговорить. Просто я знаю, что мне может не хватить сил и смелости и все снова покатится, как прежде. Я предала его, Тьяго. Я знаю, что это все полностью моя вина, но мне страшно.

– Это не только твоя вина. Не за один месяц ты пришла к тому, чтобы оказаться в моей постели.

– Но я в ней оказалась.

– Помнишь, когда я пришел тогда к вам с бумагами.

Еще бы. Такое нескоро позабудешь.

– Я тогда не к Рэю заходил.

– Нет? Но если не к нему, то тогда…

– Да. К тебе. Я видел тебя за неделю до этого, но том приеме у ректора, помнишь? До этого мы встречались сразу после лета, перед вашей поездкой в Париж. За месяц ты из счастливой яркой девушки превратилась в свою тень. Я убеждал себя, что это не мое дело, что я не должен лезть, куда не просят… Но не выдержал и, придумав дурацкий повод, пошел. А когда ты открыла мне дверь – испугался. Худая, на лице одни глаза, джинсы еле держатся, под майкой выпирают ребра. И ты безумно испугалась тогда, что Рэй узнает. Я решил, что ты анорексичка. Предложил Алану пригласить тебя, чтобы убедиться наверняка в подозрениях, а потом поговорить с Рэем, но ты пришла, и я снова узнал прежнюю тебя. Помнишь, как мы смеялись? И ты ела с таким аппетитом, было видно, что тебя радует вкус каждого кусочка. Ты не была больна анорексией, а просто чахла. Как кустовая роза, которая засохнет в самом красивом горшке, если ее не пересадить в грунт и не дать расти дальше. И потом, перед сном, я спросил себя: Сантьяго, почему прекрасная веселая девушка, которая вышла замуж за любимого человека совсем недавно, выглядит так, как будто находится в тяжелейшей депрессии, и почему ее муж, востребованный врач и хороший человек, в упор не замечает этого? Я не нашел тогда ответа, Мариза. Может быть, он есть у тебя?

Я не смотрела на него. Из моего глаза скатилась слезинка. Я чувствовала ее влагу на щеке, потом на губах и подбородке.

– Я помогу тебе ему все рассказать.

– Как? – горько усмехнулась я.– расскажешь сам?

– Я могу. – серьезно сказал Тьяго. – Но не думаю, что тебе это нужно. Ты поймешь, когда увидишь.

***

Я вернулась домой ранним утром. Рэй еще спал. Я свернулась на краю кровати и провалилась в короткий беспокойный сон. Проснулась оттого, что он водил по моему лицу пальцем. Широко распахнув глаза, я смотрела на него и не могла сказать ни слова. Надо отодвинуться от него, все рассказать. Рэй поцеловал меня властным, проникающим поцелуем, раздвинул коленом ноги и вошел без подготовки: глубоко, больно. Я обхватила его ногами, сильнее прижала к себе. Это было так дико – и при этом развязно возбуждающе, понимать, что только что в тебе был другой мужчина, а сейчас этот. Их запахи бесстыдно смешивались у меня на коже. Я отдавалась Рэю со страстью бешеной кошки и кончила сильно, содрогнувшись в его руках.

Потом мы лежали рядом, и он довольно положил мне руку между ног, лениво водя пальцем по скользким губам.

– Умница, что все-таки ты поехала. Хорошо повеселилась?

Внутри меня мой внутренний голос кричал и бесновался: нет, Рэй, нехорошо, как ты мог меня отпустить, я оступилась, я тебе изменила, ты сам виноват, я виновата, ты меня не простишь, между нами все кончено, но горло мое сжалось, и я не смогла раскрыть рот и просто кивнула. Да, милый, повеселилась, будь здоров.

Была пятница и Рэй уехал на работу. Я проспала до вечера, потом долго отмокала в ванной, сосредоточив свой разум на кончиках пальцев правой ноги, монотонно обводящих барашек крана. Рэй вернулся раньше, с цветами, вином и моими любимыми конфетами, заглаживая вчерашнюю вину.

– У меня для тебя еще кое-что есть. – Он держал в руках бархатную длинную коробочку. Cartier. В ушах застучала кровь и откуда-то из нутра поднимался сокрушительный ужас, но мои руки не дрожали, когда я открывала футляр. Внутри было колье, ослепительное трехрядное ожерелье из розового золота, усыпанное бриллиантами. Я взяла его и поднесла к шее, улыбнулась, хотя мне казалось, что скалюсь. Рэй застегнул и подвел меня к зеркалу.

– Maillon panthère, звенья пантеры, мне показалось, что тебе пойдет. – Я смотрела в зеркало и не видела себя, перед глазами было темно. Колье свободно лежало вокруг горла, но я чувствовала, как сжимаются кольца, перекрывая воздух. Ошейник, ошейник, тебе не выбраться, билось в висках. Я подняла руку, провела рукой по гладким звеньям.

– Оно великолепно, Рэй.

***

Суббота, воскресенье и понедельник прошли внешне спокойно. Я неотвратимо стекленела изнутри, отстраненно понимая, что я снова загоняю себя в старую ловушку. Уже выбралась наружу вторая я, сильная, всегда улыбающаяся и не ведающая сомнений, и она уверенно заталкивала меня, своего бьющегося в панике двойника, на дно сознания.