Марк Алданов - комментатор русской классики

Восприятие идей, приемов Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого в романах Алданова осмыслялось неоднократно. Но исследований по теме, заявленной в главе, проводилось мало. Поэтому актуальность изучения объясняется, с одной стороны, безусловным значением Чехова в творческой судьбе Алданова, а с другой - отсутствием понимания этого значения.

Алдановское наследие разнородно: его составляют художественные произведения, публицистика, литературная критика, труды по химии и обширный эпистолярий. И фактически во всех работах, исключая естественнонаучные, Алданов либо вспоминает слова Чехова, либо цитирует его персонажей, либо использует приемы, сходные с теми, что в рассказах, пьесах и письмах предшественника. Даже историки кино смогут почерпнуть информацию, которая представляет кинематографические аспекты взаимоотношений Алданова и представителя чеховской фамилии - Михаила Чехова[312].

Но голоса персонажей А.П. Чехова, сюжетные ситуации его произведений, встречающиеся в алдановских текстах - это настоящие находки для литературоведов, пытающихся осознать степень валентности чеховского наследия.

Мы постарались отметить те маркированные отсылки к творчеству и личности Чехова, которые содержатся в публицистике, очерках, рассказах, повестях и романах Алданова. Вместе с тем попытались обозначить и те эпизоды, в которых Чехов может существовать имплицитно, и дали им характеристику.

Небольшие детали из чеховских произведений и биографии встречаются в одной из первых публицистических работ Алданова - «Армагеддоне» . Затем они появляются в очерках «В.Г. Короленко», «Убийство Урицкого», «Из воспоминаний секретаря одной делегации», «Воспоминания о Максиме Горьком», «Памяти А.И. Куприна», «С.В. Рахманинов», «Д.С. Мережковский», «М.А. Осоргин», «Король Фейсал и полковник Лоуренс»[313], «Печоринский роман Толстого»[314]. Это - тексты, которые публиковались в прессе русского зарубежья, и притом, художественность в них сведена к минимуму, они наполнены значительным литературным содержанием. Среди отсылок к Чехову не удается обнаружить каких-либо закономерностей, кроме той, что приведены они как аргументы, подкрепления алдановских суждений, сделаны очень ассоциативно.

В пору своего писательского взросления Алданов опубликовал рецензию на книгу О.Л. Книппер «Письма А.П. Чехова», вышедшую в 20-й год памяти Антона Павловича[315]. Как выясняется, алдановский интерес к новинкам биографической и исследовательской литературы, связанной с именем Чехова, будет постоянным. Он проявится и в «Загадке Толстого» (1923), и в статье «О романе» (1933), и в книге философских диалогов «Ульмская ночь» (1953).

Стоит отметить, что в едкой рецензии на книгу Книппер-Чеховой Алданов возмущается тем фактом, что опубликованы личные письма писателя. Такая публикация осуждается по нескольким причинам. Первая - этическая: «Читать чужие письма запрещается, по-видимому, только при жизни их авторов»[316]. Вторая - информативная: «Что сказал бы Чехов, творец насыщенной, перенасыщенной художественной прозы, о книге в 400 слишком страниц, в которой ничего нет». Третья - антихудожественная; от писателя Чехова не остаётся и следа: «В устах одного из самых замечательных представителей мировой литературы высокого юмора эти шутки производят странное впечатление»[317]. Четвёртая причина - общее тягостное впечатление: «... главное, чувствуешь, как скучно было Чехову жить... его письма к О.Л. Книппер напоминают дневники Николая II».

Кстати, работу о Толстом Алданов завершает словами персонажа «Трёх сестёр»: «.может быть, “через двести-триста лет” наступит черёд “толстовства”. А дальше? Дальше не загадывал и Вершинин...»[318]. Критик словно надеется, что потребность общества в наследии Толстого появится, но случиться это может так же не скоро, как воплотятся мечты чеховских «лишних людей».

В «Ульмской ночи» собеседник, обозначенный литерой «А», цитирует только что опубликованную книгу «Чехов в воспоминаниях современников» (М., 1952). Смысл этой цитаты - в аргументации мысли, что настоящая русская литература никогда не «говорила красиво», то есть была лишена выспренности стиля: «Чехов сказал: “Ну какой же Леонид Андреев писатель? Это просто помощник присяжного поверенного, которые все ужасно как любят красиво говорить”»[319]. Другой участник диалогов среди примеров разных «бескрайностей и безразмерностей в подлинном искусстве» вслед за поступком Настасьи Филипповны, бросившей в печь сто тысяч рублей, приводит еще одну ситуацию из чеховского сюжета: «И даже у гораздо более трезвого и “европейского” Чехова тоже кто-то сжигает деньги, правда, всего лишь шесть тысяч»[320]. И это тоже становится аргументом невыдуманной безмерности славянской души. В то же время Дюммлер, персонаж алдановского романа «Живи как хочешь», размышляя о психологии русских, относит Чехова к перечню писателей, которые «и в жизни, и в политике никакие не бескрайние, а очень умеренные люди»[321].