Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции

Я прочел «Возрождение» и рецензию Иванова еще до получения Вашего письма, – получаю журнал <«Возрождение»> по абонементу. <…> Вы говорите, что были «ошеломлены» этой рецензией. Я могу только сказать, что мне она была так же неприятна, как непонятна. Непонятна и по ее существу, и в связи с Мельгуновым476. Мы с ним, несмотря на политические расхождения, тридцать лет в дружеских или во всяком случае в очень добрых отношениях; были членами одной партии <…>. Он печатает, однако (правда, с оговоркой) статью, в которой меня обвиняют в чем-то вроде русофобии, в желании опорочить все русское прошлое, в частности Александра II и его эпоху!! «Истоки» до русского издания вышли на нескольких иностранных языках, и я не раз в иностранной критике встречал обратный упрек: упрек в том, что я идеализировал Александра II и вообще все русское изобразил в гораздо более благоприятном свете, чем запад, чем Вагнера, Маркса, Третью республику. Упрекам в «русофобии» подвергались Бунин и, кажется, Ключевский, чтобы не восходить к Гоголю. Мне очень далеко и до Бунина, и до Ключевского, и тем более до Гоголя. Тем не менее упрек этот мною заслужен не больше или, скорее, еще меньше, чем ими: в «Истоках» вообще нет ни одного русского «отрицательного образа». Александра II я изобразил и с уважением, и с большой симпатией, и вовсе не как «доброго и пустого малого»! Цитаты придуманы по очень простому приему (Ивановым). У меня естественно высказываются отзывы об Александре II разными действующими лицами. Есть отзывы восторженные (госпожа Дюммлер), есть отзывы чрезвычайно положительные (Муравьев), есть отзывы отрицательные (революционеры). Казалось бы, что это естественно, – не может же революционер хвалить царя. Однако Иванов все отрицательное вообще приписывает мне. «Алданов говорит»! <…> Не стоит касаться того, что упрекает меня в неуважении к человеку, к прошлому России и т. д. человек, написавший чисто нигилистическую книжку о «распаде атома»477, стихи «Хорошо, что нет царя, Хорошо, что нет России, Хорошо, что Бога нет», и, вдобавок, б<ывший> сотрудник «Советского Патриота», перекочевавший в «Возрождение». Конечно, его рецензия была исключительно продиктована желанием сделать мне неприятность (он ее, не скрывая, и сделал). Чем это желание объясняется, – не знаю: он от меня ничего кроме добра никогда не видел. Но он такой человек. Что мне в его похвалах? Если б он назвал мою книгу бездарной, я почти не огорчился бы. Но полное искажение смысла и духа моей книги, появляющееся в журнале Мельгунова, мне тяжело. Правда, Сергей Петрович сделал оговорку. Однако, во-первых, из нее неясно, к чему она относится. Во-вторых, он может быть когда-нибудь напишет об «Истоках», а может быть и не напишет, или очень нескоро. В оговорке и он делает мне комплимент: я будто бы лучший из нынешних русских беллетристов. Это тоже неверно: лучший современный русский писатель, конечно, Бунин, а я и на второе место не претендую и не имею права. Мельгунов мог бы никаких комплиментов мне не делать – и мог бы не помещать рецензии на несколько страничках, искажающей, извращающей книгу, над которой я работал пять лет – здесь и ниже [МАКЛАКОВ. С. 66, 189, 149, 144, 193, 188, 206].