Марк Аврелий и конец античного мира

В богословском отношении, это решение могло бы подать повод ко многим возражениям, но тут становился очевидным тот факт, что христианство уже не могло существовать без империи, и, с другой стороны, что для империи всего бы лучше было признать христианство государственной религией. Мир жаждал религии общин, церквей или синагог, молелен, такой религии, где бы сущность культа заключалась в собрании, в союзе, в братстве. Христианство удовлетворяло всем этим условиям. Его чудесный культ, чистая нравственность, превосходно организованное духовенство обеспечивали за ним будущее.

Несколько уже раз, в течение III века, эта историческая необходимость едва не осуществилась. Это в особенности видно при сирийских императорах, которые, в качестве иностранцев низкого происхождения, не были стеснены предрассудками, и, несмотря на свои пороки, проявили широту взглядов и терпимость, до тех пор небывалые. To же повторилось при Филиппе Аравитянине, на востоке при Зиновии, и вообще при императорах, которые по своему происхождению были чужды римского патриотизма.

Борьба возобновилась с новою яростью, когда великие реформаторы, Доиклетиан и Максимиан, сочли возможным дать империи новую жизнь. Церковь восторжествовала, благодаря своим мученикам. Римская гордость уступила. Константин убедился во внутренней силе церкви и в том, что народы Малой Азии, Сирии, Фракии, Македонии, словом, восточной части империи, уже более чем на половину перешли в христианство. Его мать, бывшая ранее трактирной служанкой в Никомидии, прельстила его картинами восточной империи, с центром близ Никеи, которая бы опиралась на сочувствие епископов и на массы бедных, расписанных по церквам и составлявших в больших городах общественное мнение. Константин положил начало тому, что назвали «церковным миром», но что в действительности было господством церкви. С точки зрения Запада, это нас удивляет; так как там хриетиане составляли лишь незначительное меньшинство. На Востоке, политика Константина была не только естественна, но обязательна.

Реакция Юлиана была бессодержателышм капризом. После борьбы, наступила интимная связь и любовь. Феодосий положил начало христианской империи, то есть тому, что церковь в продолжение многовековой своей жизни всего больше любила, империи теократической, коей церковь совтавляет основную раму, и которая, даже после ее разрушения варварами, остается вечной мечтой христианской совести, по крайней мере в романских странах. Многие, действительно, вообразили, что с Феодосием христианство достигло конечной своей цели. Империя и христианство отождествились до такой степени, что многие ученые стали понимать конец империи, как конец света, и применили к этому событию апокалипсические образы конечной катастрофы. Восточная церковь, которую варвары не стесняли в ее развитии, никогда не расставалась с этим идеалом; Константин и Феодосий остались ее полюсами; она до сих пор за них держится, по крайней мере, в России. Огромное общественное ослабление, составляющее необходимое последствие такого порядка вещей, обнаружилось вскоре. Пожираемая монахизмом и теократией, восточная империя явилась готовой добычей ислама, христианин сделался на Востоке существом низшего порядка. Получился тот страшный результат, что страны, которые создали христианство, стали жертвой своего дела. Палестина, Сирия, Египет, Кипр, Малая Азия, Македония являются теперь странами погибшими для цивилизации и подчиненными самому суровому игу нехристианской расы.

К счастью, на Западе дела приняли совершенно иное направление. Западная христианская империя вскоре погибла. Город Рим получил от Константина самый тяжелый удар, когда-либо им испытанный. В выгоде от Константина осталось, конечно, христианство; но прежде всего Восток. Co времени смерти Марка Аврелия, Восток, то есть половина империи, говорившая по-гречески, стал более и более брать верх над Западом, говорившим по-латыни. Восток был свободнее, живее, цивилнзованнее, политичнее. Уже Диоклетиан перенес средоточие всех дел в Никомидию. Построив на Босфоре Новый Рим, Константин заставил старый Рим быть только столицей Запада. Таким образом, обе половины империи стали почти чуждыми одна другой. Константин был истинным виновником раскола между латинской и греческой церковью. Можно также сказать, что он подготовил отдаленную причину возникновения ислама. Христиане, говорившие по-сирийски и по-арабски, преследуемые или нелюбимые византийскими императорами, сделались одним из важнейших элементов в составе будущих последователей Магомета.