Читаем Марк Аврелий полностью

Как показала римская история, медлительный и скрупулезный по природе человек, обремененный безмерной ответственностью, может стать и мудрым и безумным императором — смотря по тому, позволит ли он себе плыть по течению. У Марка Аврелия были две очень прочные точки опоры. Одна не давала впасть в бесчинства, сопряженные с властью, — это были сочинения Тацита и Светония; другая позволяла привести в порядок свои задачи — это был опыт, день ото дня приобретавшийся рядом с Антонином. Уроки Тиберия и Домициана учили Марка следить за своими нервами и держать при себе свое плохое настроение. Чему научил его приемный отец, он сам рассказал очень убедительно: «Неколебимое пребывание в том, что было обдумано и решено… Во время совещаний расследование тщательное и притом без спешки закончить дело, довольствуясь теми представлениями, что под рукой…» (I, 16). На то же самое обращает внимание и Дион Кассий: «Марк Аврелий наималейшие обязанности исполнял тщательно, никогда ничего не говорил, не делал и не писал с небрежностью или для вида. Он отдавал целые дни незначительным делам, будучи убежден, что император ничего не должен делать с небрежением».

Похвала эта не без подвоха; она приводит на память шуточки о «крохоборе» Антонине, но мы слишком часто забываем, что это был век строжайшей экономии, что само слово «скрупулезность» происходит от мельчайшей меры веса древних менял. «Все взвешивать, ничего не делать в спешке», «не удовлетворяться общей оценкой, сохранять силу духа, владеть собой и быть осторожным в решениях» — превосходные правила для правителя, подходящие для той «солидности», которой мы уже давно предпочли «мобильность». И никогда они не применялись так, как при Антонинах — трудолюбивых «провинциалах», сознательно не придававших значения политическим традициям и тенденциям, которые италийская аристократия использовала в корыстных целях. Во главе государства они вели себя не как хозяева, а как управляющие, и хотя мистика императорской власти сохраняла провиденциальное значение, но теперь сильно умерялась гуманностью. Кажется, недостаточно отмечено, что испанский выходец Траян, его племянник Адриан и внучатый племянник Марк Аврелий принесли на римский престол элитарную стоическую философию своих соотечественников Сенеки и Лукана, павших жертвой палатинских интриг, Антонин же, родом галл, привел к власти эпикурейскую мудрость сельского жителя Горация.

Эти два мощных философских течения, которые в конце I века до н. э. вышли из долгого пребывания в подполье школ греческих ораторов и охватили всю Империю, встретились в рабочем кабинете всемогущего государя. Он больше всего хотел уделить им все свое внимание, осуществить их синтез и оформить его законодательно, но внезапно оказалось, что ему пришлось столкнуться с колоссальными управленческими проблемами. Тогда он оставил философию как неприкосновенный запас в глубине души и стал заниматься только им, что было нужно для дела. Отсюда практические правила, восходящие и к Эпикуру, и к Эпиктету, а вернее, к Антонину и к Рустику: «…Не перекидывался, не метался, а держался одних и тех же мест и тех же дел» (I, 16); «…Его друзьям не приходилось гадать, чего он хочет или не хочет, а было это всегда ясно» (I, 14); «…Без готовой улыбки или, наоборот, без гнева и подозрений» (I, 15); «…Внимательность и размеренность человека, вперившего взгляд в то самое, что должно быть сделано» (I, 16). Но главное — умение принимать помощь.

Это правило в «Размышлениях» изложено в таких выражениях, как будто речь идет о воинском уставе: «Не стыдись, когда помогают; тебе предстоит задание, как бойцу на крепостной стене. Ну что же делать, если ты, прихрамывая, не в силах один подняться на башню, а с другим вместе это возможно?» (VII, 7). Тут же приходит на память раздел власти с Луцием, и это, несомненно, подтверждает замечание Диона Кассия, который, скажем кстати, вероятно, не знал «Размышлений». Но Марк Аврелий принимал в помощь не только соправление. Немногие римские императоры да и вообще государственные деятели окружали себя такими талантливыми, добросовестными и верными сотрудниками. Большинство из них уже работали вместе с ним и с Антонином: они вдвоем подбирали всех главных должностных лиц. Новая команда состояла из молодых людей, а чаще всего — как увидим, к великому возмущению сенаторов, отодвинутых от ключевых стратегических постов, — из кадровых военных.

<p>Либерализм ограниченной власти</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное