Читаем Марк Аврелий полностью

Приведя это обвинение, Капитолин оправдывает в нем Марка Аврелия, но выдвигает не менее фантастическое предположение: он приписывает преступление Фаустине, якобы сделавшей это, чтобы Вер не проговорился об их связи или чтобы помешать Веру составить заговор против Марка Аврелия вместе со своей сестрой Фабией. Как-то забылось, что и отец Луция, Цезарь Цейоний Коммод, умер молодым от кровохарканья. Оба, как было известно, злоупотребляли застольями. Порой Вер на них даже засыпал. Но дело не в диагнозе: ненадежный, путающийся под ногами человек вернулся в небытие, из которого был извлечен приемным, а может быть и родным, дедом Адрианом. Благодаря великолепным статуям и одной плохой хронике небытие обернулось бессмертием. Луций, как говорят, был добрым и мягким человеком. Вполне возможно: если бы он был не таков, удача, титулы и сластолюбие, да еще при таком окружении, втянули бы его во всяческие злоупотребления абсолютной власти. В следующее правление это окружение — искатели приключений, подобранные в Антиохии, — показало себя во всей красе. Если бы в Рим вернулся один Вер с телом Марка Аврелия, можно себе представить, что мировая история пошла бы совсем иначе.

Теперь наконец установилась нормальная ситуация: в Империи остался только один хозяин. В сорок девять лет Марк Аврелий получил возможность принимать решения, не будучи принужден советоваться с другим государем. Но теперь он тем более нуждался в приватных советах. Он усилил свой кабинет. Особенно выделял двух доверенных лиц, которых быстро возвысил. Прежде всего вместо погибшего в сражении Фурия Викторина он назначил префектом претория Бассея Руфа. Этот человек сделал исключительную карьеру. Говорят, в юности, когда он был работником у крестьянина, сосед увидел его сидящим на дереве и в шутку крикнул: «Эй ты, великий префект, слезай!» Это не то чтобы пророчество, но явно говорит о его властной и внушающей уважение натуре. Бассей Руф прошел все ступени военной службы и, став центурионом, был принят в сословие всадников. Затем он стал префектом вигилий, префектом Египта. Его административные таланты оказались так велики, что на этих постах, связанных с большой властью, он не задерживался. Теперь его перевели из Египта и поручили самую главную префектуру. Фактически он стал главой правительства. Без всяких колебаний Марк Аврелий приблизил к себе и другого человека — сирийского всадника Клавдия Помпеяна.

Мало найдется карьер столь образцовых, как у Помпеяна. Он постепенно, но неуклонно шел к самым высоким постам, причем, по всей видимости, не прибегая к интригам, не пользуясь случаем. По многолетней верности и скромности как Помпеяна, так и Руфа можно судить о человеческих достоинствах не только главных помощников императора, но и его самого. Помпеян официально играл роль вице-императора, как Агриппа при Августе или другие серые кардиналы, от которых в истории остались заметные следы. Мы уже встречали его в должности легата Нижней Паннонии, и впоследствии он тоже командовал легионами, но прежде всего он играл роль начальника главного штаба и доверенного советника. Вслед за ним возвысились другие малоизвестные люди: для Империи это был вопрос жизни и смерти, а для императора — личная, можно сказать, структурообразующая необходимость. Он дал понять сенату — разумеется, не прямыми словами, — что «теперь, потеряв коллегу, от которого не имел никакой помощи, он начнет управлять Республикой». Сенаторы отсюда сделали вывод, что он рад смерти Вера. Пожалуй, это будет преувеличением. Но облегчение он почувствовал — появилась возможность действовать энергичнее, в чем мы скоро убедимся.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное