Марк Солонин

Арестовано же в 1937—1938 г. было (по данным разных авторов) никак не более 10 тысяч командиров и политработников (1, стр. 368). Что же касается именно погибших в годы репрессий, то наиболее полный поименный перечень, составленный О. Сувенировым, состоит из 1634 фамилий расстрелянных и замученных в ходе «следствия» командиров (149). Не пытаясь даже в малейшей степени оправдать это тягчайшее преступление и обелить руководителей и непосредственных исполнителей кровавого террора, следует все же признать тот очевидный факт, что если бы все погибшие остались в живых, то общее число командиров Красной Армии выросло всего лишь на 0,3 процента.

Весьма скромный некомплект командного состава (13% на I января 1941 г.) был обусловлен вовсе не репрессиями, а троекратным за три года ростом численности и огромным ростом технической оснащенности Вооруженных сил. Наконец, следует в очередной раз вспомнить о том, что пресловутый «некомплект» — это всего лишь несоответствие фактической и штатной численности. А штатные расписания могут быть самые разные. Например, в вермахте на одного офицера по штатным нормам приходилось 29 солдат и унтер-офицеров, во французской — 22, в японской — 19. И только в Красной Армии предполагалось наличие одного офицера (политработника) на 6 солдат и сержантов (1, стр. 365). Нельзя сказать, чтобы от такого «избытка» командиров в Красной Армии стало больше порядка.

«Я воевал в войну 1914—1917 годов, — писал 10 июля 1942 г. секретарю ЦК ВКП(б) Маленкову командир 141-й сд полковник Тетушкин. — В штабе полка были двое: командир полка и адъютант, в штабе дивизии трое-четверо—и все. Теперь у нас на КП командира полка — десятки людей, на КП командира дивизии — сотни, а в армии или на фронте я даже не могу сказать, там — тучи. Причем все они ездят на машинах, приезжает, привезет какую-нибудь писульку и завалится спать при этом штабе на неделю. А у противника штат тылов и штабов минимум раз в десять меньше нашего...»

Ни на чем, кроме голословных утверждений, не основан и тезис о том, что в 37-м году «расстреляли самых лучших, а на их место назначили бездарей и проходимцев». Если судить по такому формальному критерию, как уровень образования, то с 1937 по 1941 г. число офицеров с высшим и средним военным образованием не только не сократилось, но значительно (в два раза) выросло. Со 164 до 385 тыс. человек. На должностях От командира батальона и выше доля комсостава без военного образования составляла накануне войны всего лишь 0,1% (1, стр. 366). Среди командиров дивизий по состоянию на 1 января 1941 г. высшее военное образование имело 40%, среднее военное — 60%. Среди командиров корпусов соответственно 52 и 48% (68).

Другой вопрос — каков был «коэффициент полезного действия» этого обучения, если в Военную академию им. Фрунзе принимали командиров с двумя классами цер-ковно-приходской школы. К сожалению, в этих словах нет преувеличения. Именно с таким «образованием» поднялись на самый верх военной иерархии Нарком обороны Ворошилов и сменивший его на посту Наркома Тимошенко, командующий самым мощным, Киевским военным округом Жуков и сменивший его на этом посту Кирпонос. На таком фоне просто неприлично интеллигентно смотрится предшественник Жукова на должности начальник Генштаба Мерецков — у него было четыре класса сельской школы и вечерняя школа для взрослых в Москве.

К слову говоря, точно такая же ситуация была и в гражданской администрации. В середине 30-х годов среди секретарей райкомов и горкомов ВКП(б) 70% имели лишь начальное образование. Наркомом оборонной (а затем и авиационной!) промышленности трудился М.М. Каганович, в биографии которого вообще не обнаруживаются следы какого-либо образования. Приведем еще один пример из более позднего периода. В апреле 1948 г. среди 171 военного коменданта в Восточной Германии (а на такую должность, надо полагать, подбирались наиболее «солидные» во всех отношениях офицеры) 108 человек обладали лишь начальным образованием, средним — 52 и только 11 офицеров имели высшее образование (74, стр. 65).