Цицерон далеко не отличался оригинальным умом, и его знания были скорее обширны, нежели глубоки. Эклектик со стоическими симпатиями в этике и неоакадемическими – в политическом и общем миросозерцании, он не дал ни одной мысли, которая обогатила бы сумму наших идей. Тем не менее, было бы неуместно, да и несправедливо осуждать его за это отсутствие оригинальности, как это делают многие: Цицерон никогда не имел притязаний на самостоятельность и никогда не ставил себе задачею дать миру новую философскую систему; он хотел лишь ознакомить своих современников с теми результатами работы мысли, которые были достигнуты в Греции – этой мастерской идей древности. В пределах этойзадачи, хоть и скромной, но чрезвычайно полезной, он успел в совершенстве – в таком совершенстве, что и поныне его труды представляют неистощимый источник сведений для ознакомления с философской мыслью античного мира во всех ее направлениях и школах. Для своего же времени они были просто неоценимы: за исключением поэмы Лукреция и немногих незначительных популяризации эпикурейской системы, в римской литературе не существовало ничего, что могло бы ознакомить среднего интеллигента с проблемами философии и науки: он принужден был для этого изучать греческий язык и довольствоваться устным изложением греческих учителей. Сочинения Цицерона были первыми в своем роде, и благодаря изящной форме, легкому языку, прекрасному вкусу и необычайной живости в расположении материала они скоро стали настольными книгами для каждого образованного человека того времени. Конечно, они не свободны от недостатков, и подчас даже очень и очень крупных: мысль неглубока, знания неточны, диалогическая форма нередко безжизненна; но даже и с этими изъянами они оказали блестящую услугу науке и образованию. Не следует также забывать, что язык, которым они написаны, есть лучший образец латинской речи, какой только до нас дошел: Цицерон был истинный и, можно сказать, единственный, навеки оставшийся неподражаемым, творец латинского языка. Он обогатил лексикон и грамматику бесчисленными словами и формами, он придал языку необычайную точность, гибкость и вместе с тем энергию, и из неуклюжего, тяжелого, неповоротливого орудия, которым пользовался, например, Лукреций, он выковал тонкую, острую рапиру, которая проникала в тончайшие изгибы мысли.