Марка из Анголы

Однако, как говорится, слово не воробей, вылетит — не поймаешь, и, сказав «а», говори «б»...

Аркашке ничего не оставалось делать, как упорствовать в своей нечаянной лжи. А что же? Сказать, что пошутил, отступить, значит? Тогда ребята снова наградили бы его смехом. Но этот смех был бы уже совсем другой, чем тот, в классе, когда он читал книгу.

«Не надо бы мне говорить, что у меня есть марка»,— все-таки подумал он тогда под пристальными взглядами ребят, но было уже поздно.

— Конечно, есть!

И, посмотрев на марку, которую ему с готовностью протянул Герка, с каким-то отпетым отчаянием, будто в холодную воду прыгал, так и брякнул:

— Даже лучше этой!..

— Покажи!

— Дома. Завтра принесу.

Но на другой день никакой марки Аркашка не принес. Не принес он ее ни на третий, ни на четвертый.

...А листьев на деревьях уже почти не осталось. Солнце теперь выглядывало редко и совсем не грело. Хрустящий покров парка напрочь спрятал траву и расстелился желто-коричневым одеялом, плотно окружая золотистыми кучками листьев подножия тополей. Воздух уже стал по утрам прохладным и даже был виден перед глазами, если постараться сильно выдохнуть из себя. Подступал ноябрь.

Аркашка все так же ходил в школу через парк. И хотя он больше уже не собирал здесь похожие на что-нибудь листья, все же нет-нет да и наклонялся к земле, рассматривая причудливость их изображений. Но листьев не брал — они были мокрыми.

— Ну, где же твоя Ангола? — спросил его как-то после уроков Герка.

— Где-где! — огрызнулся Аркашка.— Дома, говорят тебе. Забываю все принести.

— Ну-ну...— протянул тот.— Подождем, пока принесешь...

Но если бы Герка знал, как мучился Аркашка, он, наверное, не стал бы его спрашивать о марке, а сделал бы вид, что забыл. Ведь ребята добрые, и если они чего-то друг другу не прощают, то только из-за справедливости. Но они никогда не будут мстить, обнаружив искренние переживания; они никогда не будут смеяться, зная, что человек мучается.

А Аркашка мучился. Он просто не находил себе места.

«Как же так я скажу ребятам, что у меня нет Анголы? Смеяться ведь будут... Задразнят... Нет, надо найти марку во что бы то ни стало. Достать где угодно. И непременно показать ребятам, а особенно этому Герке...»

Во всех магазинах, куда он ни заходил, ему отвечали, что марок Анголы нет.

Чего только Аркашка не был готов обменять за желанную Анголу — всю Южную Африку, Новую Зеландию. Он отдал бы даже Аргентину вместе с Танзанией.

Но Анголы нигде не было. И тогда Аркашка подумал: «Может быть, написать туда письмо?»

Он достал из шкафа толстый энциклопедический словарь, открыл его на букве «а», отыскал слово «Ангола» и прочитал:

«Ангола (Angola) — страна в Африке, колония Португалии...» «Колония... — задумался Аркашка.— А разве можно писать письмо в колонию? Ведь там угнетенный народ... А письмо обязательно попадет к угнетателям...»

Он даже представил себе такого толстого дядьку с плеткой в руках и в коротких штанах, совсем таких, какие носил он, Аркашка, когда еще не ходил в школу; как этот дядька берет в руки его письмо и, узнав, что оно от пионера из Советского Союза, рвет его или кладет на стол и долго бьет плеткой по конверту.

«Нет, письмо туда писать нельзя,— твердо решил Аркашка.— Но что же делать? Что?»

А в школе Герка все продолжал спрашивать Аркашку о марке.

— Ну, что же? Где твоя Ангола? — не унимался он. А один раз, выждав перед началом уроков, чтобы в классе собрались почти все, громко объявил: — Аркашка все наврал! Нет у него никакой Анголы! А если и есть марка, то какая-нибудь задрипанная американская или испанская...

И тут случилось неожиданное.

Услышав про свою испанскую марку, Аркашка в два прыжка оказался рядом с Геркой. Тот не ожидал этого, но быстро собрался и, приготовившись к обороне, толкнул Аркашку в плечо:

— Ты чего это?

Но Аркашка что было сил навалился на Герку, прижал его к полу и начал бить. Герка, казалось, не сопротивлялся, а только хрипел. Однако, изловчившись, он сильно ударил Аркашку ногой в живот, так, что тот отлетел к столу, где сидела Верочка.

— Ой! — покрывая общее возбуждение класса, завизжала она.

Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы в класс не вошла Майя Семеновна, преподавательница русского языка.

— Ой! — еще сильнее, чем Верочка, завизжала она, но это как раз и остановило всех, в том числе Герку и Аркадия.

Поднимаясь с пола, они глянули друг на друга, понимая, что теперь оба друзья по несчастью, и, повернувшись к Майе Семеновне, пыхтя, стали ждать приговора. У Герки из носу текла кровь.

— Сейчас же выйдите и умойтесь,— начала учительница.— А потом... потом ступайте к директору и расскажите, что случилось...

К концу пятого урока в школу не пришел, а, скорее, прилетел Теркин папа. Классу было велено остаться.

— Будет собрание,— объявила староста Пятакова.— Прорабатывать Сазонова будем...

— А почему только Сазонова? — спросил кто-то.— Ведь они оба дрались...

— Не знаю. Так сказали...

В класс вошли Майя Семеновна, директор и Теркин папа, который вел своего сына за руку.