Маркиз де Карабас

Послание госпожи де Шеньер вызывало недоумение и в то же время многое объясняло. Намек на недостаток откровенности говорил сам за себя, а из остального Кантэн заключил, что пора сбросить маски. Одного он не мог понять: почему для выяснения отношений выбран именно этот момент.

Итак, на следующий день он отправился из дома с твердым намерением все окончательно выяснить.

Подойдя к благородному особняку, расположенному в фешенебельном квартале, господин де Морле подумал — и мысль эта весьма позабавила его, — что прекрасным жилищем его надменные кузены владеют за его счет, поскольку оплачивают содержание особняка из доходов, по праву принадлежащих ему, но по недоразумению получаемых ими.

Лакей в белых чулках, ливрее и пудреном парике провел его по устланной мягкими коврами лестнице, распахнул двери гостиной и поверг своих господ в полное замешательство, объявив:

— Господин маркиз де Шавере!

Забота о своей внешности была одной из отличительных черт Кантэна; в черном с серебром костюме, по горлу и на запястьях отделанном пеной кружев, со слегка припудренными волосами, он грациозной походкой вошел в комнату и явился ожидавшему его обществу живым воплощением этого громкого титула.

Госпожа де Шеньер, шурша платьем, пошла ему навстречу, ее сыновья с явной неохотой последовали за ней, тогда как мадемуазель де Шеньер осталась стоять в глубине гостиной рядом с худощавым молодым человеком с красивым, выразительным лицом.

— Право, не знаю, следует ли мне прощать вам обман, — проговорила госпожа де Шеньер с жеманной улыбкой.

Кантэн склонился над протянутой ему рукой.

— Не в моих правилах кого-либо обманывать, сударыня.

— Фи! Разве вы не отрицали, что носите имя Шеньеров?

— Я всего лишь не утверждал этого, поскольку сам не знал об этом.

— Не знали? — вмешался в разговор Сен-Жиль. — Но как могли вы не знать?

— Точно так же, как и вы. Ведь вы пребывали в таком же неведении, — ответил Кантэн, мельком взглянув на шевалье.

— Ах, нет, нет. Это далеко не одно и то же. Каждый человек должен знать, кто он такой, чего другие могут и не знать.

— Даю вам слово, я не располагал подобными сведениями.

Легкое высокомерие, прозвучавшее в ответе молодого человека, давало понять, что если он сам не счел нужным предложить объяснения, то спрашивать его бесполезно.

— Но теперь вам наверняка все известно, — заметил Констан.

— Стало известно через несколько дней после того, как вы оказали мне честь своим визитом. — И Кантэн без обиняков спросил: — А когда узнали об этом вы?

— Позвольте шевалье де Тэнтеньяку дать вам ответ, — сказал Сен-Жиль, жестом приглашая худощавого молодого человека подойти и представляя его.

Даже такому далекому от политики человеку, как Кантэн, достаточно было услышать произнесенное Сен-Жилем имя, чтобы понять, кто перед ним. Везде, где собирались в то время эмигранты, гремело имя Тэнтеньяка, лихого, отважного, блестящего бретонского роялиста, героя множества битв, в недавнем прошлом заместителя знаменитого маркиза де Ла Руэри в сборе роялистских полков Бретани, а ныне заместителя преемника Руэри графа де Пюизе.

Стройный, порывистый Тэнтеньяк подошел вместе с мадемуазель де Шеньер.

— Господин маркиз, два дня назад я привез из Франции известие о смерти Этьена де Шавере. Прибыв в Англию, я поспешил поздравить шевалье де Сен-Жиля, ибо полагал, что он является наследником покойного. Теперь же, сударь, позвольте принести мои поздравления вам.

— Вы очень любезны, сударь. Они обменялись поклонами.

На какой-то миг Кантэн устыдился своих недостойных подозрений. Но вспомнив, что со смерти Этьена прошло целых три месяца, подумал, что догадывается, почему Сен-Жиль предоставил Тэнтеньяку выступить за него. Кантэн был готов поверить, что весть о смерти Этьена привез именно Тэнтеньяк. Но об это могло быть известно и до прибытия шевалье. Допуская такую возможность, Сен-Жиль не стал бы прибегать ко лжи, перед которой не остановился бы при иных обстоятельствах.

— Не странно ли, третий месяц на исходе, а вы не получили никаких известий из Анжера.

Кантэн имел в виду Лафона, дворецкого Шавере, который посылал кузенам деньги. Однако тон его был сама искренность и не выдавал его мыслей.

— Едва ли странно, принимая во внимание сложности сообщения между воюющими странами. Увы, у нас не так много Тэнтеньяков, которые отваживаются на столь рискованное путешествие.

— Куда более странно то, — проговорила мадемуазель де Шеньер, — что, зная обо всем во время моего посещения вашей академии, вы ни слова не сказали мне. Как сейчас помню вашу смиренность и настойчивость, с какой вы говорили о своем скромном положении учителя фехтования.

— Только потому, мадемуазель, что мое положение не изменилось и не изменится. Это наследство... — Кантэн махнул рукой. — Что оно значит в наши дни? Оно настолько условно, что не стоит и объявлять о нем.

Госпожа де Шеньер и ее сыновья заговорили разом.