Маркиз де Карабас

Они пришли в ужас. Они не понимали. Как он может называть наследство условным, когда обширные поместья только и ждут, чтобы он предъявил на них свои права? Кантэн рассмеялся и ответил, как уже отвечал мистеру Шарпу:

— Вы, кажется, предлагаете мне отправиться во Францию, где мне придется выбирать между гильотиной и сумасшедшим домом.

Все трое горячо запротестовали. Они процитировали пункт закона, благосклонный к тем, кто переехал за границу до 1789 года, а значит, и к нему. Неужели из-за пустых страхов и ничтожного риска он допустит, чтобы огромные поместья семейства Шавере перешли в национальную собственность, как то должно случиться, если он не заявит на них свои права?

— А вы гарантируете, что они не перейдут в национальную собственность также и в том случае, если я предпочту заявить свои права? Разве в сегодняшней Франции так трудно сфабриковать обвинение на человека, обладающего большим состоянием? — Кантэн улыбнулся. — Если мне и грозит конфискация, то пусть ей подвергнется Шавере, а не моя голова.

Тэнтеньяк был явно доволен. Мадемуазель де Шеньер внимательно посмотрела на Кантэна. Что касается остальных, то в их взглядах отражались чувства, далекие от удовлетворения.

— Единственное, о чем вы не подумали, дорогой кузен, — вкрадчиво заметил Сен-Жиль, — так это о долге перед домом, главой которого вы теперь являетесь

— Разве этот долг требует от меня согласия превратиться в безглавого главу?

— Неужели вы боитесь всяких пустяков? — полюбопытствовал Констан со своей всегдашней ухмылкой.

— Во-первых, гильотина вовсе не пустяк, когда на нее смотришь с эшафота. Во-вторых, мне не нравится слово «боитесь» И в-третьих, глупость я никогда не считал героизмом.

— Управлять вверенным вам состоянием далеко не глупость, сударь, — парировал Констан — Вы не более чем доверенное лицо, временный владелец Шавере на срок, отпущенный вам в этой жизни. Принять титул и бояться принять имения — значит выставить себя на всеобщее осмеяние. Быть маркизом Никто, маркизом pour rire[54], маркизом де Карабас[55]...

— Именно поэтому я намерен оставаться просто Морле, скромным учителем фехтования. У меня и в мыслях не было объявлять себя маркизом. Надеюсь, мадемуазель кузина, теперь вам понятна причина моей скрытности. Я вполне доволен своим скромным положением.

— Но теперь вы не имеете на это права, — настаивал Констан. — Не попытаться спасти Шавере, допустить, чтобы семья потеряла его, значит изменить возложенному на вас долгу и не думать о тех, кто придет после вас.

Кантэн медленно перевел взгляд на Сен-Жиля. Увидев его спокойную улыбку, шевалье вздрогнул и покраснел.

— Я прочел ваши мысли, сударь. Уверяю вас, вы ошибаетесь. В ближайшее время я отправляюсь в Голландию, где вступлю в армию Сомбрея, которой суждено поднять над Францией королевский штандарт. Мой брат Констан покидает Англию с «Верными трону», он зачислен офицером этого полка. Мы идем воевать за обреченное дело...

— Вовсе не обреченное, клянусь честью! — вмешался Тэнтеньяк.

— Отважные сердца не могут относиться к этому, как обыкновенные люди. Но сейчас и время необыкновенное. Мы уезжаем, чтобы принести наши жизни на алтарь дела, служить которому призывает нас наше рождение, как призывает и вас, господин маркиз. Так что вряд ли мы будем в числе тех, кто придет после вас.

— Morituri te salutant[56], — прошептал Кантэн в ответ на высокопарную тираду одного из идущих на смерть.

Глаза Констана гневно блеснули. Сен-Жиль ограничился улыбкой.

— Относитесь к моим словам, как вам будет угодно. Возможно, тех, кого имел в виду Констан, не так уж много. — И, как показалось Кантэну, с затаенной злобой шевалье добавил: — Остается наша кузина Жермена.

— Нет-нет, — неожиданно резко возразила мадемуазель де Шеньер. — Прошу вас не включать меня в ваши расчеты.

Кантэн повернулся к девушке.

— Мадемуазель желает, чтобы я сделал попытку? Несколько мгновений она не сводила с него пристального, испытующего взгляда, затем ответила:

— А если бы я пожелала? Вы бы поехали?

Кантэн ответил раньше, чем до него дошел смысл собственных слов:

— Да, без колебаний.

— Так, ради Бога, попроси его, — усмехнулся Констан, — во имя фамильной чести.

Кантэн резко повернулся к братьям.

— Я заключу с вами сделку. Во имя фамильной чести. — В его голосе звучало странное возбуждение. — Откажитесь от ваших прав на наследство в пользу мадемуазель де Шеньер, и я отправлюсь во Францию, как только все улажу.

Ошеломленные братья тупо уставились на Кантэна. Тэнтеньяк подбоченился и в глазах у него заиграли озорные огоньки. Он с явным любопытством ждал продолжения.

— Ну? — спросил Кантэн. — Похоже, даже ради фамильной чести вы не решаетесь отказаться от шанса, по-видимому, столь слабого?

Сен-Жиль нетерпеливо махнул рукой.

— Едва ли ваше предложение разумно.

— Оно абсолютно безумно, — добавил Констан.

— По-моему, оно сполна отвечает на обвинение в недостатке мужества, которое вы мне предъявили, — сказал Кантэн. — На таких условиях я докажу вам свое мужество.