Маркиз де Карабас. Женитьба Корбаля.

– Впоследствии? После чего?

– После того, как я вас убью, – холодно ответил Кантэн.

От удивления у Буажелена отвисла челюсть. Затем он рассмеялся, и остальные дружно подхватили его смех.

– Вы слишком уверены в себе.

– Единственное, в чем мы можем быть уверены в этой жизни, – смерть. И вы, господин де Буажелен, скоро в этом убедитесь.

– В таком случае, не заставляйте меня ждать.

– Но я вынужден, пока не узнаю, что произойдет потом. Если ваши люди перережут мне горло, то едва ли мне стоит брать на себя труд убивать вас.

Ответ Кантэна был еще одной пощечиной Буажелену. Он в ярости повернулся к двери и громко позвал:

– Грожан!

На пороге мгновенно появился рослый шуан, судя по экипировке, – предводитель. Он носил серую куртку поверх красного жилета и шляпу с шелковой кокардой. Его вооружение состояло из шпаги и пары заткнутых за пояс пистолетов, ноги обтягивали гетры, как у Буажелена.

– Этот петушок и я, – с улыбкой сообщил ему Буажелен, – хотим пройтись по саду. Если после нашей прогулки он останется в живых, позаботься, чтобы ему не мешали отсюда уехать.

– Если он останется в живых, то, клянусь святым Иоанном, он заслуживает свободы, – усмехнулся Грожан.

– Дай мне слово.

– Хорошо. – Грожан торжественно поднял руку. – Клянусь.

Буажелен взглянул на Кантэна.

– Ну как, фанфарон, вы удовлетворены?

Кантэн кивнул.

– Полностью. Идемте.

За таверной имелся небольшой огород и небольшая лужайка с подстриженной травой, на которой паслись козы Кошара. Тень от нескольких сосен падала на лужайку и смягчала яркий свет сентябрьского полудня. Сюда и привел Кантэна Буажелен в сопровождении не только тех шуанов, которые ворвались в таверну, но и тех, что оставались на улице; всего их было человек сорок или пятьдесят.

Беззаботная болтовня и взрывы негромкого смеха свидетельствовали о том, что все уверены в непобедимости своего предводителя.

Однако когда противники встали лицом друг к другу, наступило молчание, и ряды шуанов замерли в полной неподвижности.

Кантэн снял редингот и закатал до локтя правый рукав рубашки. Буажелен не удосужился сделать ни того, ни другого, ограничившись тем, что отбросил в сторону шляпу и перевязь.

– Если желаете, можете заодно снять и сапоги, – ухмыльнулся он.

– Только в том случае, сударь, если вы снимете свои, – последовал холодный ответ.

– Не нахожу, что мне стоит так утруждать себя.

– Как вам будет угодно. Без сомнения, вам на роду написано умереть в сапогах.

– Без сомнения. Но не сегодня. Защищайтесь!

С этими словами он атаковал противника.

Было совершенно очевидно, что он рассчитывал на быструю и легкую победу. Но не менее очевидно было и то, что когда после полудюжины переводов в темп, от отступил, чтобы дать себе небольшую передышку, самоуверенности у него поубавилось. Он обнаружил, что шпага противника обладает качествами, которых были лишены его последние, легкие, жертвы.

В свое время – правда, только в фехтовальном зале – Кантэн встречал нескольких знаменитых фехтовальщиков, не говоря уже о поединке с опытнейшим Реда. Но он не помнил ни одного, кто мог бы сравниться с его теперешним противником. Ничего удивительного, подумал он, что Буажелен с такой готовностью решил наказать его за оскорбления и велел своим людям отпустить противника, буде тот станется в живых. На сей счет он не беспокоился. Опасным противником Буажелен мог быть для обыкновенного фехтовальщика, но не для опытного учителя фехтования. Кантэн отлично понимал, что последствия поединка почти не оставляли ему шансов на спасение, сам же поединок его не беспокоил.

Во время этой небольшой паузы Буажелен, стоявший шагах в трех от Кантэна, насмешливо обратился к нему:

– Ну так что, сударь? Кажется, вы не спешите проявить свое хваленое искусство.

– Не тревожьтесь. Я выполню обещание. Вы не будете разочарованы. Я жду, когда вы, наконец, проявите себя.

Буажелен бросился вперед и сделал мастерский выпад. Кантэн искусно парировал удар и отбросил противника, едва коснувшись острием шпаги его горла. Взбешенный неудачей Буажелен снова бросился в атаку, проявляя при этом силу и быстроту, которые в схватке с хладнокровным соперником могли быть опасны только для него самого. Сверкавшие на солнце клинки скрещивались, описывали круги, слепя глаза пораженных зрителей. Наконец, уже во второй раз, Буажелен, тяжело дыша от ярости, отступил на несколько шагов и опустил шпагу.

Но утомив противника своей чисто защитной тактикой, Кантэн вовсе не собирался давать ему передышку. На сей раз он сам предпринял атаку, и опущенный было клинок вновь поднялся, чтобы встретить его удар. Фехтуя, Кантэн не отказал себе в удовольствии поиздеваться над безжалостным дуэлянтом:

– Похоже, вы начинаете чувствовать то же, что заставляли чувствовать своих менее опытных противников. Вспомните, например, молодого человека из Ренна, которого вы зарезали год назад. Как он стоял перед вами, так же уверенный в своей участи, как вы теперь уверены в своей.

Буажелен сделал мощный выпад, однако Кантен отскочил в сторону, и почти в то же мгновение его шпага насквозь пронзила противника.