Маркиз де Карабас

Потом Гастон, отец Армана и Констана, никогда не упускал случая унизить и оскорбить молодую маркизу. Он ясно давал ей понять, что ее ждет, когда он станет маркизом де Шавере и главой семьи. Учитывая возраст и хвори Бертрана, он был уверен, что этот союз не даст отпрыска, который мог бы встать на его пути к наследству. Когда через семь лет ваше появление на свет разрушило его планы, вся округа звенела от обуявшего его гнева. Он в ярости отправился в суд и потребовал, чтобы младенца объявили незаконнорожденным. Судьи признались, что они не в силах вмешаться. Тогда Гастон подал прошение королю. Результат был тот же. Вне себя от такого отпора, он на каждом шагу объявлял, что сам восстановит справедливость, в которой ему было отказано.

До сих я говорил о том, чему сам был свидетелем. Об остальном могу говорить на основании того, о чем узнал позднее. Мой полк был послан на Антильские острова, и я отправился вместе с ним. Не нужно обладать богатым воображением, чтоб представить себе, какие тяжелые времена наступили вскоре для вашей матушки. Все это длилось четыре года. Затем Бертран умер, и она лишилась последней защиты, старик Ледигьер тоже был в могиле. Ужас перед тем, что могут сделать Гастон и его сыновья, Арман и Констан, тогда уже подростки, окончательно сломил ее дух и она решила увезти вас подальше от них и спрятаться.

Пюизе остановился и немного помолчал, прежде чем закончить рассказ.

– Их отношение к вам после смерти Этьена доказывает, что злоба, которая заставила ее бежать, по-прежнему жива в доме Шеньеров.

Наступило молчание. Пюизе вновь машинально заходил по комнате. Его лицо было задумчиво, голова склонилась на грудь, словно он вглядывался в оживленное им прошлое. Наконец Кантэн заговорил.

– Вы удивительно хорошо осведомлены.

– Так уж вышло.

– И все же в вашем рассказе есть пропуски.

– Естественно.

– Хотите послушать, чем их заполняет мое воображение?

Граф повернулся и пристально посмотрел Кантэну в глаза, затем легким движением руки предложил ему продолжать.

– Когда в те первые бездетные годы замужества маркизе, моей матушке, дали понять, что ее ждет, когда она овдовеет, а это должно было случиться в самом недалеком будущем, она могла решить, что единственный способ защититься от их злобы и не дать себя вышвырнуть вон – это завести ребенка. Она вполне могла предположить, что как мать следующего после Этьена наследника, следующего маркиза, даже овдовев, она будет в безопасности.

В утверждении Кантэна звучали вопросительные ноты, он помедлил, словно ожидая ответа, и взглянул на Пюизе. Но ответа не последовало, и он продолжал:

– Не трудно предположить, что у нее был возлюбленный одних с ней лет, возможно, даже тот, с кем ее разлучило проклятое честолюбие ее отца. Вы не согласны?

– Продолжайте, продолжайте, – отрывисто попросил Пюизе.

– Родился ребенок. Сын, которого так страстно желали. Но события, последовавшие сразу за его рождением показали, как жестоко она ошиблась в расчетах. Итак, как в мне говорили, после смерти Бертрана де Шеньера она осталась совершенно беззащитной и была вынуждена все бросить ради спасения ребенка от злобы Шеньеров, обмануть которых оказалось не так просто, как она полагала.

Кантэн замолк и внимательно посмотрел на Пюизе. Пока молодой человек говорил, граф не шелохнулся.

– Не кажется ли вам, сударь, что все могло случиться именно так? – спросил Кантэн.

– Я… я думаю, нечто подобное могло случиться, – впервые за время знакомства с этим самоуверенным человеком Кантэн заметил в нем признаки нерешительности.

Кантэн подался вперед, и его следующий вопрос прозвучал резко, как удар хлыста.

– Вы знаете, что так оно и было?

Смертельная бледность постепенно залила изможденное лицо графа.

– Да. Знаю, – ответил он.

Кантэн поднялся со стула: они долго в молчании смотрели друг на друга, и во взгляде каждого из них светилось чувство, близкое к ужасу. В этот миг Кантэн разгадал тайну неуловимого сходства Пюизе с тем, кого он когда-то видел. Теперь он твердо знал, что видел это лицо в своем собственном зеркале.

– Вы, конечно, хотите сказать, что вы – мой отец, – он сам удивился странной хрипоте своего голоса.

Лицо Пюизе исказилось, будто его ударили. Он шумно вздохнул и сжал руки.

– О, Господи! – но самообладание тут же вернулось к нему. – Отрицать бесполезно, – признался он, опустив голову.

– Ваше признание многое объясняет, – спокойно заметил Кантэн, – только уверенность в том, что я сын Бертрана де Шеньера, не позволила мне заподозрить это раньше.

И тут стекла в окнах библиотеки дрогнули от мощного ружейного залпа.

– Что это было? – вскрикнул Кантэн.

– Конец последнего претендента, стоявшего между вами и наследством Этьена де Шавере. – Пюизе был страшен в своей невозмутимости.

– Боже мой! – в глазах Кантэна застыл ужас. – Именно поэтому вы и приказали его расстрелять? Да или нет?