Маркиз де Карабас

Жермена легкой, решительной походкой вошла в комнату. На ней была одета длинная амазонка английского покроя, голову покрывала элегантная треуголка, из-под которой струились тугие золотистые локоны.

Теперь рядом никого не было, Кантэн не ограничился поцелуем кончиков пальцев, но заключил девушку в объятия, на что она ответила радостным смехом.

– Как мило, что вы приехали ко мне, Жермена! И так быстро! Это просто замечательно.

– Я не могла ждать.

Она осторожно высвободилась из его рук.

Жестом отказавшись от приглашения разделить с ним трапезу, Жермена присела на подлокотник кресла и, держа хлыст под мышкой, стала снимать перчатки.

– Зачем вы приезжали вчера в Гран Шэн?

– Вы, конечно, полагаете, что я хотел повидать госпожу де Шеньер и милого славного Констана.

– С вашей стороны это было неразумно. Неужели вы забыли, о чем я предупреждала вас в Лондоне?

– Но я должен был увидеться в вами. Для этого я и приехал во Францию. Ну а что касается опасности… – Кантэн пожал плечами. – Если Констан замышляет против меня недоброе, то я готов постоять за себя. Мой вчерашний визит не облегчает, но и не усложняет его задачу.

Жермена грустно улыбнулась.

– И все же было бы разумнее проявить побольше терпения. И неожиданно она задала вопрос, показавшийся Кантену довольно странным:

– Кантэн, вы очень дорожите Шавере? Он с удивлением взглянул на нее.

– Он будет вашим домом, Жермена.

– Я не претендую на это. Гран Шэн принадлежит мне и вполне меня устраивает. Тогда как Шавере… Он не принесет вам счастья, Кантэн. С тех пор, как вы предъявили на него свои права, вашей жизни грозит опасность. Мне страшно за вас.

Она бросила хлыст и шляпу на стол и подошла к Кантэну.

– Откажитесь от него. Пусть им владеют те, кто так стремится к этому и кто для достижения своей цели не остановится перед убийством. Возвращайтесь в Англию. Возвращайтесь, если вы меня любите, Кантэн. Пока вы здесь, я не буду знать покоя. Вы занимаетесь почетным ремеслом, и оно позволяет вам жить в полном достатке. Вернитесь к нему. Ждите меня в Лондоне, как и я буду с нетерпением ждать того дня, когда смогу приехать к вам.

Слова Жермены ошеломили молодого человека.

– Покинуть Шавере? Отказаться от своих законных прав только потому, что мне угрожают? Это все равно, что советовать мне праздновать труса. Неужели вы действительно могли бы уважать меня, если бы я склонился перед злом, вместо того чтобы защищать то, что по праву мне принадлежит? Какой совет вы мне даете, дорогая?

– Совет женщины, которая хочет спасти от смерти спутника своей жизни.

– И вы сочли бы возможным, чтобы им стал трус? Умерьте ваши страхи. Меня ничуть не беспокоят угрозы наших кузенов. Я знаю, как к ним относиться. Если господа де Шеньер находят мое существование на этом свете неуместным, то я намерен сколь возможно долго докучать им этой неуместностью, а любая их попытка положить ей конец дорого им обойдется.

– Вы думаете лишь о себе и о своей гордости, Кантэн, – пожаловалась Жермена, – и совсем не думаете обо мне.

– Разве отказ отступить перед их преступной алчностью означает проявление гордости?

– Здесь дело не только в преступной алчности, как вы ее называете, Кантэн.

– А в чем же? – спросил он.

– Они… они не верят, что вы имеете право на титул маркиза де Шавере. Здесь они искренни. Я знаю.

– Не верят! – в смехе Кантэна прозвучал гнев. – Не верят, когда все документы подтверждают мои права!

– С точки зрения закона – да. Но…

– Но что?

– Именно потому, что у них нет надежды одержать победу законным путем и уничтожить ваши притязания, они кончат тем, что уничтожат вас самого.

– Это мне понятно. Но…

– Вы желаете, чтобы я выразилась яснее? – в ее голосе прозвучала боль. – Они не верят, что вы – сын своего отца.

– Вы объясняете одну загадку при помощи другой. Чьим же еще сыном можно быть?

Но едва вопрос слетел с уст Кантэна, как он сам нашел ответ.

– Боже милостивый! – воскликнул он.

– О, простите меня, Кантэн! Я знаю, вам больно слышать такие слова. Но я должна была сказать вам все.

– И я благодарен вам.

Голос молодого человека дрожал от возмущения. Порывистым жестом он показал на висевший над резным дубовым столиком портрет Бертрана де Морле де Шеньера, маркиза де Шавере, работы Буше[94]. Художник писал его, когда Бертран был немного старше Кантэна.

– И они смеют делать подобные заявления, видя вот это! Тот же крючковатый нос, те же серые глаза, волосы с тем же рыжеватым блеском! – он свирепо рассмеялся. – Жермена, неужели вы не видите?

Однако мадемуазель де Шеньер не спешила соглашаться, как он того ждал. Она твердо выдержала его взгляд; лицо ее, казалось, утратило всякое выражение.

– Мой дорогой, – наконец умоляюще проговорила она, – не надо. Прошу вас, не надо.