– Признаться, я тоже никогда не считал ее ангелом.
Жермена улыбнулась и вздохнула. Они не спеша пошли по вырубке.
– Ни в самих Шеньерах, ни в их женах нет ничего ангельского. Странное, необузданное, несчастное семейство, раздираемое внутренней ненавистью, которая не однажды приводила к братоубийству. Так было всегда.
– Вот и объяснение всему, что со мной случилось. Такова традиция Шеньеров.
Их разговор прервало появление Констана. Он приближался, тяжело опираясь на палку. Бледность придавала его смуглому лицу зеленоватый оттенок. Он приветствовал их с сардонической улыбкой.
– О, Жермена! Вы воспользовались возможностью поблагодарить своего спасителя. Очень достойно с вашей стороны.
– Разве он также и не ваш спаситель, Констан?
– Дитя, вы смешите меня. Я еще слишком слаб от раны, нанесенной его друзьями. Вот и ответ.
Однако рассмеялся не младший де Шеньер, а Кантэн.
– С каким смехотворным упрямством вы цепляетесь за эту любезную вашему сердцу выдумку!
– С тех пор вы, как вижу, сменили компанию. Полагаю, что нынешняя при сложившихся обстоятельствах вам более удобна. Что же, бегать с зайцами и одновременно охотиться на них с собаками можно лишь до тех пор, пока собаки не разгадают вашу хитрость и не разорвут вас. Этим обычно и кончается.
– Вы известили Сен-Режана о ваших умозаключениях?
– Ах, сударь! Не в моих правилах платить добром за зло!
– О, нет! – поправила его Жермена. – В ваших правилах платить злом за добро. Что вы сейчас и доказываете.
С ехидной усмешкой Констан посмотрел на Кантэна.
– В лице мадемуазель де Шеньер вы имеете стойкого защитника. Поздравляю.
– Благодарю вас. В подобном деле я вполне удовольствуюсь защитой дамы.
– Вот как? Я не слишком сообразителен, а посему не будете ли вы любезны объяснить мне, что значат ваши слова.
– Все достаточно просто, – сказала Жермена. – Он слишком вас презирает, чтобы ссориться с вами. И не без причины. Вы – обыкновенное ничтожество.
Констан по-прежнему улыбался.
– Если красота – в глазах смотрящего[105], то и уродство – тоже. Вы видите во мне то, что желаете видеть. Я очень сожалею, что подобный подход вводит вас в заблуждение.
– Господин де Шеньер имеет в виду, что он непроницаем для оскорблений. Какой возвышенный склад ума!
– О, едва ли я претендую на столь многое. Все зависит от того, откуда исходит оскорбление. Язык женщины не способен оскорбить наше достоинство; язык мужчины способен, но только в том случае, если оный мужчина сам обладает достоинством.
Жермена вскрикнула и в негодовании отвернулась от кузена. Однако Кантэн предпочел ответить Констану в его же тоне:
– Очаровательная точка зрения. Очаровательная разборчивость. Интересно, остались бы вы верны им, если бы оный мужчина поспешил бы отодрать вас за уши?
– Ваш намек слишком груб, – надменно проговорил Констан.
– Кантэн, зачем вы берете на себя труд отвечать этому пустому, набитому оскорблениями болтуну?
– О, женская непоследовательность! – усмехнулся Констан. – Будучи пустым, я не могут быть набит оскорблениями.
– Разумеется, нет, – снисходительно согласился Кантэн.
– Ах!
– Просто пустому.
– Вы меня выручили, но, конечно же, я не предполагал, что вас невозможно оскорбить.
– На редкость безопасное предположение, господин де Шеньер.
– У меня не было времени подумать о безопасности, господин… Господин де Карабас.
Вспыхнув, Кантэн сделал порывистое движение в его сторону; усмешка слетела с губ Констана. Возможно, он даже спросил себя, не слишком ли далеко за пределы осторожности зашла его дерзость. Возможно, почувствовал облегчение, видя, как Жермена проскользнула между ними и излила на него все презрение, накопившееся у нее на душе:
– Какой же вы жалкий, ничтожный, наглый трус, Констан! Опираясь на палку, строя из себя несчастного больного и прикрываясь своей болезнью, вы злоупотребляете терпением человека, не далее как вчера спасшего вас от смертельной опасности!
Констан прервал мадемуазель де Шеньер:
– Вот уж нет! Что угодно, но только не это. Все, о чем вы говорите, не более чем предположения, поверхностные предположения молодой девушки. Но, думаю, и сам господин де Морле не станет притворяться, будто он был движим мыслью о моем спасении. Это было бы слишком даже для него.
– Справедливое утверждение, – согласился Кантэн. – С моей стороны было бы столь же странным прийти вам на помощь, как с вашей – признать ее.
– Премного обязан за вашу откровенность, сударь, – сказал Констан.
Здесь их разговор прервал Сен-Режан; надетый на нем гусарский доломан еще больше подчеркивал стройность его худощавой фигуры. Он пригласил всех троих на завтрак и вместе с господином де Шеньером первым пошел по направлению к хижине. Жермена под руку с Кантэном не спеша последовали за ними.
– Ваше терпение не уступает вашей храбрости, – похвалила она молодого человека.
– Дорогая, – ответил он, – мой гнев здесь не требуется. Господин Констан собственным языком выроет себе могилу, прежде чем успеет хоть немного состариться. Каковой судьбе я его и препоручаю.
КНИГА ТРЕТЬЯ
Глава I
КОМАНДОВАНИЕ Д’ЭРВИЙИ