Маркиз де Сад. Великий распутник, скандальный романист или мечтатель-вольнодумец?

Это мило, и, поистине, те, кто следит за вашим стилем, должны волей-неволей поздравить себя за тот прогресс, которого вы достигли в их изощренном искусстве посыпания солью ран несчастного. И в самом деле, они мастерски добились своей цели. Однако я предупреждаю вас, что недолог тот час, когда моя голова взорвется вследствие мучительного образа жизни, который я веду. Я вижу, что к тому идет, и настоящим предсказываю, что у них будут все основания раскаяться в том, что в моем отношении они использовали чрезмерную дозу строгости, которая так непригодна для моего характера. Они утверждают, что это ради моего же собственного блага. Изумительная фраза, в которой слишком ясно узнаешь привычный язык торжествующего тупоумия. Ради блага человека вы помещаете его в условия, которые предназначены для того, чтобы свести с ума, ради его собственного блага разрушаете его здоровье, ради его блага порождаете в нем слезы отчаяния! До сих пор, должен признаться, я еще не имел удовольствия осознать или прочувствовать на себе такого рода благо…

Ты ошибаешься, совершенно серьезно заявляют тебе эти глупцы: тебе дается возможность еще раз обо всем подумать. Верно, от этого действительно начинаешь думать, но не хотели бы вы узнать ту единственную мысль, которую возбудила во мне эта отвратительная жестокость? Мысль, глубоко отпечатавшаяся в моей душе, о как можно более скором побеге из страны, где услуги гражданина не принимаются в расчет, когда доходит до расплаты за мимолетную оплошность, где неосмотрительность наказывается словно преступление, где женщина, благодаря своей хитрости и лживой насквозь душе, раскрывает секрет того, как сделать невинность рабой своих прихотей, или, скорее даже, своих личных интересов, чтобы похоронить главную суть вопроса; и мысль о том, чтобы вдали от тех, чья цель – изводить и досаждать, и всех их приспешников отправиться на поиски свободной страны, где я могу верно служить принцу, который предоставит мне там убежище, и таким образом заслужить от него то, чего я не смог обрести в моем родном краю – справедливости и того, чтобы меня оставили в покое.

Таковы, мой дорогой друг, мои единственные мысли, и я ни к чему более не стремлюсь, кроме как к счастливым моментам, когда я смогу их воплотить. Вы говорите, что нас ввели в заблуждение. Совсем не так… Я уверяю вас, что не обманывался ни на минуту, и вы должны помнить, что как раз перед тем, как ваша комната наполнилась сворой негодяев, которые, не предъявив никакого королевского предписания, прибыли, по крайней мере, по их словам, чтобы арестовать меня именем короля, я говорил вам, что не доверяю обнадеживающему письму вашей матери и что поскольку оно все сквозит нежностью, можно не сомневаться, что ее душу питает обман. Нет, мой дорогой друг, нет, возможно, я и был удивлен, но что касается ошибок, то я никогда их не признаю, пока не наступит день, когда я увижу, что это существо стало честным и правдивым, а, по всей вероятности, это случится не скоро.

Прибыв сюда, я поступил как Цезарь, который говаривал, что лучше один раз в жизни подвергнуться опасностям, чем жить в постоянной заботе, пытаясь избежать их. Таковое умозаключение привело его в Сенат, где, как он прекрасно знал, его ожидали заговорщики. Я сделал то же самое и, подобно ему, всегда буду выше благодаря своей невинности и искренности, нежели мои недруги с их низостью и затаенной злобой. <…>

И еще раз прощайте, мой дорогой добрый друг! Вот длинное письмо, которое, возможно, никогда не дойдет до вас, поскольку написано не по-лилипутски. Не важно, оно не останется незамеченным, и кто знает: среди всех тех, кто обязан его увидеть, вы ли тот самый человек, которому я непосредственно его адресую?

То, что вы рассказываете мне о детях, мне приятно. Вы, несомненно, знаете, как я был бы рад обнять их, хотя и не питаю иллюзий в отношении того факта, что, несмотря на мою привязанность, именно из-за них я в настоящее время страдаю.

Перечитывая свое письмо, я со всей очевидностью понимаю, что вам его никогда не передадут, что является определенным доказательством несправедливости и чудовищности всего, что я вынужден испытывать на себе, ибо если бы в том, что я сейчас испытываю, не было бы ничего, кроме справедливости и обыкновенности, почему бы тогда они боялись, что вам об этом расскажут или вы узнаете сами? В любом случае, я не стану вам снова писать до тех пор, пока не получу непосредственно от вас ответ на это послание, ибо каков смысл писать вам, если вы не получаете моих писем?»

Условия своего содержания в Венсеннском замке маркиз описывал следующим образом:

«Вы спрашиваете, как я поживаю. Но какова польза от того, что я вам отвечу? Если я сделаю это, то мое письмо до вас не дойдет. И все же, я рискну и удовлетворю ваш интерес, ибо не могу представить, что они будут столь несправедливы, что не дадут мне ответить на то, что сами позволили вам меня спросить.