Маркиз де Сад. Великий распутник, скандальный романист или мечтатель-вольнодумец?

В этой статье (эссе) маркиза де Сада можно найти восторженные отзывы о Вольтере, Руссо, Ричардсоне, Филдинге и аббате Прево. И там он изложил свои взгляды на природу романа. Романист, написано там, дитя матери-природы, невинной в своем бесконечном коварстве, и «если он не станет любовником своей матери после того, как та произвела его на свет божий, пусть не берется за перо – мы все равно не будем его читать». Одержимый жаждой «описать все», писатель не должен забывать о том, что от него хотят «не истины, а всего лишь правдоподобия». Отметим в связи с этим, что произведения самого маркиза удивительно правдоподобны. Но при этом, как отмечает немецкий историк Фолкер Райнхард, написавший о нем книгу, «де Сад был и остается провокатором. Он создал, наверное, самый мрачный образ человека в мировой литературе. Человек у де Сада не просто глубоко отвратителен, но и крайне опасен. Де Сад описывает человека как существо, находящееся примерно на той же ступени развития, что и насекомые. Это чистая материя, лишенная смысла и разума. Человек «вброшен» в мир, для него крайне чужой и некомфортный. При этом он наделен от природы потребностью унижать и уничтожать других людей».

По мнению Фолкера Райнхарда (и с этим нельзя не согласиться), «де Сад считал себя экспериментатором, исследователем человеческой природы. Эти исследования он осуществлял главным образом опытным путем. Там, где эксперимент с участием реальных живых людей становился невозможным, он «додумывал» его «теоретически» – в форме романа или философского эссе».

Кстати, сам маркиз де Сад говорил на эту тему так:

«Я убежденный сторонник либертинажа и свободомыслия, мне наплевать на все общественные условности и правила. Но я не убийца. Я уважаю человеческую жизнь, пусть она и не стоит ломаного гроша».

У Фолкера Райнхарда читаем:

«Он стал первым европейцем, который показал, что человек, выражаясь словами Зигмунда Фрейда, «не хозяин в собственном доме». Он первым опроверг оптимистическое просвещенческое представление о том, будто воспитание и образование всегда могут обуздать природу. Это выдающаяся для XVIII столетия мысль, верность которой Фрейд позже доказал иными способами».

А еще в 1799 году вышла в свет очередная версия романа «Новая Жюстина». Эта книга была существенно увеличена в объеме, и за основным заголовком в ней шел подзаголовок «История Жюльетты, ее сестры». На сей раз, книга насчитывала шесть томов, и в ней было уже сто гравюр эротического содержания.

Кстати, в 1801 году этот роман издадут вновь под названием «История Жюльетты, или Торжества порока».

Повествование романа разворачивалось вокруг все той же невинной и наивной Жюстины, но теперь ей противопоставлялась ее прагматичная сестра Жюльетта, которая, в отличие от Жюстины, предавалась порокам и извращениям, и которой, в конце концов, выпала гораздо более удачная доля. У де Сада Жюльетта отправилась в престижный парижский публичный дом и там начала взбираться по лестнице жизненного успеха, а Жюстине пришлось признать, что мир совсем не идеален и что с ее «приличностью» делать в нем, по сути, нечего.

Конфликт с Наполеоном и его последствия

Как мы уже говорили, в конце 1799 года Наполеон Бонапарт сверг Директорию и стал первым консулом.

Историки любят прославлять 18 брюмера: якобы этот день спас и возвеличил Францию. Якобы в этот день один великий человек взял под свою ответственность судьбу Франции, и все остальные расступились перед ним. И после этот человек якобы не мог быть достоин порицания, ведь он всего лишь воспользовался правами, естественным образом вытекавшими из сложившейся ситуации. В самом деле, зачем винить корсиканца за то, что он после этого начал распоряжаться во Франции, как полноправный господин? Не сами ли французы поставили его выше закона и вознесли на недосягаемую высоту? На высоту, на которой у любого бы начала кружиться голова…

Получается, что французы сами дали волю над собой Наполеону. Они сами бросили поводья, но они же очень скоро начали жаловаться, что новый Цезарь завел их слишком далеко. Конечно, очень скоро многие заговорят о его бесчеловечности, о его тирании, о его головокружении от успехов. Но разве не они сами подарили ему всемогущество?

Трудно понять, каким образом французы в 1799 году, в такую тяжелую для страны пору, не понимая всех последствий, подчинили себя насилию и хитрости, прикрытым военной славой? И это всего лишь через десять лет после Великой французской революции… Неужели они так ничему и не научились?