Этот человек был политиком нового режима. Он родился неподалеку, в Бонье, и неплохо нажился на Революции. За Лакост он заплатил де Саду 58 400 ливров, и после этого главная забота последнего заключалась в том, чтобы его кредиторы, включая и Рене-Пелажи, не успели наложить руки на вырученные деньги. Для того, чтобы избежать этого, он поспешно вложил эту сумму в другую собственность близ Парижа – в Мальмезоне и Гранвилльере. Но денег не хватило для завершения покупки, и долг маркиза возрос еще на несколько тысяч франков.
В итоге ситуация сложилась просто катастрофическая: одной Рене-Пелажи он был должен порядка 160 000 франков, а возвращать долги ему было не из чего.
Финансовая пропасть была такова, что наш герой не мог даже оплатить счет в парижской таверне, где он постоянно обедал. Ее хозяин даже вынужден был подать на него в суд за долги.
Соответственно, над владениями маркиза в Сомане и Ма-зане нависла угроза конфискации.
Чтобы хоть как-то «залатать» финансовые дыры, де Сад принимал участие в театральных представлениях в Версале, зарабатывая по сорок су в день. При этом жить он был вынужден на каком-то чердаке – вместе с Констанцией Кенэ и ее сыном Шарлем.
Примерно в это время он писал:
«Я кормлю и воспитываю ребенка, что, по сути дела, является лишь незначительной расплатой за труды, заботы и затраты, которые взяла на себя его несчастная мать, ведь она, несмотря на ужасную погоду, каждый день обегает заимодателей <…> с тем, чтобы их успокоить. <…> Поистине, эта женщина – настоящий ангел, ниспосланный мне самим небом».
Он писал письма депутатам, предпринимал попытки «предложить свои таланты Республике и делать это от всего сердца». Но его пьесы по-прежнему отвергали, и денег от этого не прибавлялось.
«Новая Жюстина»
В 1797 году вышел в свет роман маркиза де Сада «Новая Жюстина, или Несчастья добродетели». В отличие от аналогичного романа 1791 года, этот был существенно расширен и дополнен. Он содержал уже не два, а четыре тома, и его украшали уже сорок гравюр эротического содержания.
Писатель и журналист Жюль Жанен охарактеризовал этот роман так:
«Перед нами сплошные окровавленные трупы, дети, вырванные из рук своих матерей, молодые женщины, которых душат в конце оргии, кубки, наполненные кровью и вином, неслыханные пытки. Кипят котлы, с людей сдирают дымящуюся кожу, раздаются крики, ругательства, богохульства, люди вырывают друг у друга из груди сердце – и все это на каждой странице, в каждой строчке, везде. О, какой это неутомимый негодяй! В своей первой книге он показывает нам бедную девушку, затравленную, потерянную, осыпаемую градом побоев, какие-то чудовища волокут ее из подземелья в подземелье, с кладбища на кладбище, она изнемогает от ударов, она разбита, истерзана до смерти, обесчещена, раздавлена. <…> Когда автор исчерпал все преступления, когда он обессилел от инцестов и гнусностей, когда он, измученный, едва переводит дух на груде трупов заколотых и изнасилованных им людей, когда не осталось ни одной церкви, не оскверненной им, ни одного ребенка, которого он не умертвил бы в приступе ярости, ни одной нравственной мысли, не вымаранной в нечистотах его суждений и слов, этот человек, наконец, останавливается, он глядит на себя, он улыбается себе, но ему не страшно. Напротив…»
Говоря о «первой книге», Жюль Жанен имел в виду роман «Жюстина». По его мнению, «Новая Жюстина» – это было что-то гораздо более отвратительное.
Эссеист Морис Бланшо пишет об этой книге так:
«Это монументальное творение, разросшееся в процессе нескольких авторских переизданий – работа едва ли не бесконечная, почти четыре тысячи страниц – сразу же ужаснуло всех. <…> Пожалуй, ни в какой литературе никакой эпохи не было столь скандального произведения, никто другой не ранил глубже чувства и мысли людей. Кто даже и сегодня осмелится поспорить в разнузданности с Садом? Да, мы вправе заявить, что имеем дело с самым скандальным из когда-либо созданных литературных произведений».
В свою очередь, философ, социолог, теоретик искусства и писатель Жорж Батай называет новый роман маркиза де Сада «преднамеренной провокацией». Он тоже уверен, что «вряд ли есть чувства, вплоть до омерзения и наивного удивления, которые не возникали бы в ответ на это…»
В самом деле, нормальные люди вряд ли способны оценить «творение» маркиза де Сада как-то иначе. Очевидно, что нормальный человек – это понятие относительное, а само понятие нормы – это одно из фундаментальных понятий в психологии. И тут можно до бесконечности рассуждать о том, что одно и то же может быть «нормальным» с одной точки зрения и «ненормальным» – с другой. В связи с этим Жорж Батай рассуждает следующим образом: