— Черт возьми, ревную! — ворчливо пробормотал Оливер, осторожно пятясь к кровати. — Ревную к Джаррету, к Гейбу, к любому наглецу, который смотрит на тебя с вожделением!
— Тебе не стоит ревновать, — серьезно произнесла Мария и обняла Оливера за шею. — Я люблю только тебя.
И снова это слово. Оливеру казалось, что оно каждый раз попадает ему в сердце. Значит, у него есть сердце?
— Ты убежала и не оставила мне даже записки, — обвиняющим тоном произнес он.
— Только потому, что ты объяснил мне, что не можешь хранить мне верность, — тихо напомнила Мария.
У Оливера перехватило дыхание.
— Это говорил не я, а мой страх, — наконец признался он. — Я боялся, что окажусь таким как отец, что не смогу стать тебе хорошим мужем.
— А куда делся твой страх сейчас?
— Ушел, растаял, исчез. Один день без тебя доказал, что мне нужна только ты и ни одна другая женщина. — Оливер провел руками по волосам Марии. Шпильки посыпались на пол, а золотистые локоны рассыпались по плечам. — Если я захожу в комнату, то вижу только тебя. Вчера в Лондоне я не заметил ни одной женщины.
Оливер сам не верил, что произносит все те слова, над которыми привык посмеиваться, когда друзья говорили их о своих женах. Но, даже смеясь, он чувствовал едва ощутимую зависть, которая делала этот смех пустым и мелким.
Своей любовью Мария осветила его душу. Она, единственная из всех, разглядела в нем того мальчика, который когда-то тоже надеялся на счастье и который достиг этого счастья с ней.
У Марии вдруг задрожал подбородок.
— Т-ты… любишь меня?
Оливер опустил взгляд на россыпь золотистых веснушек, на крошечный вздернутый нос, и проглотил комок в горле.
— Я хочу тебя каждую минуту. Я не представляю без тебя своего будущего. Я не могу думать, что вернусь в свой пустой дом и что там не будет тебя. Скажи мне, это любовь?
Мария широко улыбнулась.
— Похоже.
— Значит, я люблю тебя, мой ангел с мечом, точнее, со шпагой. Люблю и хочу, чтобы ты стала моей женой. Хочу, чтобы у нас была куча детей, чтобы они заполнили все комнаты Холстед-Холла.
— Ну, все же не все комнаты, — поддразнивая его, сказала Мария. — Ведь их там три сотни.
— Думаю, надо начинать прямо сейчас. — И он снова потянулся к пуговице на платье. — Такие вещи нельзя откладывать на последнюю минуту.
Мария рассмеялась и стала развязывать его галстук.
— Как видно, ты станешь весьма похотливым мужем.
— Еще каким! — воскликнул Оливер, ловко стянул с нее платье, развернул к себе спиной, расшнуровал корсет и взял в ладони ее груди. Мария застонала и прижалась к нему всем телом. Слов больше не требовалось. Они быстро раздели друг друга. Оливеру казалось, что он вновь превратился в неопытного юнца. Слишком он был возбужден, чтобы быть осторожным. Слишком поглощен простым удовольствием от прикосновения к податливой женской плоти, чтобы сдерживаться.
Он решительно опрокинул Марию на кровать и упал рядом. Нетерпение жгло его, как огонь. Она должна понять, как сильно нужна ему! Но едва Оливер наклонился, чтобы поцеловать ее шею, как Мария вырвалась и соскочила с кровати.
— Я не заперла дверь!
Оливер схватил ее за талию и уложил на себя.
— Никто не войдет, дорогая. — Он обхватил ее ногами, чтобы не дать уйти. — А если войдет, то это лишь приблизит наш поход к алтарю. Лично мне только того и надо.
Мария посмотрела на него с подозрением.
— Почему ты всегда пытаешься соблазнить меня, когда нас могут застать? Сначала ты поцеловал меня, зная, что может явиться твоя бабушка, потом делал со мной немыслимые вещи в карете, в шаге от лакеев и вообще от половины Лондона, потом…
— Что тут скажешь… — ухмыльнулся Оливер. — Раз я намерен спать с тобой весь остаток своей жизни, значит, надо научить тебя всему, что я умею. — Он взял в ладони ее полные груди. — Вот тебе первое задание, моя сладкая, — сделай это сама, возьми меня. — И он приподнял свой жезл, чтобы она поняла, чего он хочет.
У Марии перехватило дыхание.
— Я… я не совсем поняла…
— Сядь на меня верхом и впусти его внутрь. Щеки Марии порозовели.
— А я смогу?
Оливер засмеялся.
— Поверь, он работает и в этом положении.
Марию охватило любопытство. Она села на корточки и стала изумленно рассматривать грозно вздыбившийся стержень.
— О… — прошептала она.
Оливер протянул руку и пальцами раздвинул горячую влажную щель у нее между ног.
— О… — прошептал он ей вслед. — Давай, моя сладкая, попробуй. Люби меня, пока я не лишусь разума.
С неуверенной улыбкой она выпрямилась и опустилась на твердый как камень мужской стержень.
— Как интересно, — заворожено пробормотала Мария, когда его жезл вошел в нее на всю длину.
— Правда? — спросил он и сделал осторожный рывок вверх. — Только не останавливайся.
Мария начала двигаться. Ее стройное тело ритмично раскачивалось. Волосы золотым занавесом укрыли груди. Оливер не сводил с нее сверкающих глаз. Он неожиданно понял, зачем мужчины женятся.
Он множество раз слышал брачные обеты на свадьбах друзей. Голос викария звучал торжественно и серьезно. Когда церемония подходила к тому месту, где супруги по очереди произносили «и телом своим почитаю тебя и превозношу», он всегда горько усмехался.