Маркиза Бонапарта

– Ой ли? – тетушка всплеснула руками. – Верно говоришь, побегу я к деду… А Денис наш? – спросила вдруг. – Ты видал его? Неужто не заедет хоть на часок?

– Думаю, не заедет. Он на очень важное задание отправлен князем Багратионом. Кланяться не велел – думал, что уехали вы все. Но жив-здоров, видел я его недавно.

– Ну, слава богу, – женщина осенила себя крестом. – А твоя-то матушка, Алеша? В Москве или в Петербурге?

– В Петербурге…

– То уж лучше, – закивала она. – Ну, побегу, побегу… – И уже пошла в дом, но остановилась, спросила с испугом у Анненкова: – Алешенька, а далеко ли француз нонче?

– День пути, – ответил тот.

Женщина молча повернулась на колокольню Бородинской церкви, прошептала по-русски:

– Матушка Богородица, оборони! – Потом перекрестила Анненкова: – Храни тебя Господь, сынок…

– Спасибо, Елена Евдокимовна, – ротмистр, сдернув кивер, поцеловал ей руку. – Насмерть встанем, не сомневайтесь. Идите, собирайтесь поскорее.

– Да, побегу, побегу… Ох, что сотворилось – из дома родного и то уходить надобно. Порушат все…

Попросив Анжелику немного подождать, граф Анненков направился в адъютантскую залу и, подойдя к невысокого роста коренастому человеку с пышными эполетами на мундире, быстро переговорил с ним. Наверное, это и был главный квартирмейстер армии.

Выслушав ротмистра, собеседник Анненкова кивнул. Возвратившись к Анжелике, Алексей сообщил ей:

– Все в порядке, мадам. Вам позволено остановиться в усадьбе.

Пройдя на парадное крыльцо к колонне, указанной Давыдовым, ротмистр извлек из укромного места ключ от комнаты Денисовой крестницы, и вместе с Анжеликой они объехали дом – небольшое оконце под самой крышей действительно виднелось с торца, перед ним располагался балкон, а с земли к нему вела аккуратная каменная лестница.

Алексей поднимался первым. Чтобы маркиза, которая шла следом, не поскользнулась на покрывшихся от времени мхом ступенях, он придерживал Анжелику за руку, и это прикосновение его – исполненное заботы и тепла – заставило сердце маркизы забиться чуточку сильнее.

Наверное, в комнатку чаще попадали изнутри, а со стороны балкончика замок не сразу поддался. Немного нажав на него, Алексей открыл дверку – в комнате было темно и пусто, пахло духами и завядшими цветами.

Пройдя к небольшому столику, на котором виднелся подсвечник, ротмистр зажег свечи. Анжелика огляделась. Комната оказалась отделанной розовым атласом, по всему было видно, что здесь жила маленькая девочка: в беспорядке везде лежали ленты для волос, игрушки, вырезанные картинки…

– Располагайтесь, маркиза, – произнес Алексей мягко, – Денис сказал правду, здесь довольно уютно и, думаю, вам будет удобно. Гораздо удобнее, чем в палатке в госпитале. Я прикажу, чтобы сюда перенесли ваши вещи.

– Да, здесь очень мило, – заметила Анжелика тихо. – Почти как дома. Жаль, что Денис не может увидеть, как мне здесь нравится. Я искренне благодарна ему.

– Он конечно же почувствует это, – улыбнулся ротмистр. – Ведь он не только кавалерист, но и поэт, тонкая душа. Я договорился с Толем, – продолжал он, – вам принесут сюда ужин.

– Еще раз благодарю. – Анжелика сняла шляпу, и ее тяжелые золотые волосы волной упали на плечи.

Анненков несколько мгновений смотрел на нее – взгляд его стал глубже. Потом он отвернулся и подошел к окну.

Окно и балкон выходили в сад. За верхушками деревьев хорошо виднелись шевардинские холмы. Приблизившись, Анжелика тоже посмотрела на них через плечо русского ротмистра. Ей очень хотелось дотронуться до этого широкого крепкого плеча, которое конечно же обнимала и видела обнаженным какая-нибудь очаровательная кокетка – наверняка у ротмистра есть возлюбленная, ждущая его с войны.

Чувствуя себя обманутой и одинокой, не зная, собственно, куда ей и податься теперь от этой совершенно чужой и по большому счету враждебной ей армии, маркиза искренне завидовала той незнакомке. Ей почему-то казалось, что русский граф мог бы внести утешение в ее смятенную душу. Но Анжелика сдерживала себя, одергивая и заставляя вспомнить, что не имеет никакого права вмешиваться в чужую жизнь. Ну и что, что она так по собственной же вине обманута Коленкуром, да еще на глазах всего петербургского света?

Конечно же ротмистр только из вежливости спрашивает ее, не хочет ли она вернуться к французам. Наверное, он не хуже Потемкиной знает и про Луизу де Монтеспан, и про все издевки, которые высказывались об Анжелике за глаза. Ведь он был в те годы в свите княгини Лиз, он не мог не знать. Однако вежливо делает вид, что ему ничего не известно.

Анжелика не смогла подавить вздох. Она провела рукой вдоль плеча графа по воздуху, не прикасаясь к нему…Казалось, Алексей этого не заметил.

Вечер стоял ясный и потому хорошо виделось, как над спокойными, голубоватыми Шевардинскими холмами завилась пыль. Она быстро сгущалась…

– Что это там? – спросила маркиза у ротмистра тревожно.

– Это наша кавалерия. Арьергард, – ответил Анненков, в голосе его звучало напряжение. – Прижали, видно, Милорадовича, отходит он. На рысях движутся. Скоро и французы покажутся.

– Французы? Уже?