Маркиза Бонапарта

– Император там, где и всегда, – при армии, – ответил Бурцев. – Но он не может справиться с такими противниками, как голод, холод, страх…

– Я не верю, – прошептала Анжелика, схватив Бурцева за руку.

Он с нежностью пожал ее пальцы.

– Оставайтесь с нами, маркиза, – предложил, понизив голос. – Победа будет на нашей стороне. Зачем страдать? Или там, во французской армии, есть кто-то, кто очень дорог вам? Тогда почему вы тянули так долго?

– Там, во французской армии, у меня два брата, – ответила ему Анжелика. – Один из них – совсем юноша, немного старше сына княгини Лиз. Я сомневалась, но в конце концов решила дать им знать о себе. Они наверняка считают меня погибшей. Так пусть хотя бы порадуются. Если мои братья простят мне мое отсутствие и позовут меня, то я вернусь к ним. И если французской армии предстоят трудные времена, как вы говорите, – то как же я брошу юного Пьера?!

– А как вы бросите нас? – спросил вдруг Бурцев. – Меня и Лешку Анненкова?

– Граф Анненков в последнее время очень холоден со мной, – призналась маркиза и, не утерпев, спросила: – Вы наверняка знаете, скажите мне, у него здесь, в лагере, есть дама сердца?

Теперь уж Бурцев молчал значительно дольше.

– То, что он был холоден, – так вы не обижайтесь, мадам, – произнес наконец гусар. – Я уверен, это никак не связано с вами. Он благодарен вам. А насчет дамы… Простите, Анжелика, но я не могу открывать чужих секретов, – проговорил виновато. – Он сам скажет, если сочтет нужным. Я передам генералу Милорадовичу вашу просьбу, а он наверняка поговорит с Мюратом. Если с французской стороны поступит ответ, – не сомневайтесь, я привезу.

– Спасибо вам, – Анжелика обрадовалась и поцеловала Бурцева в щеку.

Он смутился.

– Мне бы хотелось, чтобы вы целовали меня не так, – признался он, – но даже не смею мечтать. Повезло там кому-то у французов. Тому, кому вы пишете сейчас. Уж не Мюрату ли? – пошутил он, чтобы скрыть смущение.

– Не Мюрату, – ответила она печально. – Я пишу старшему брату.

– Извините, мадам, – Бурцев несколько раз поцеловал руку маркизы и, взяв листки, протянутые Анжеликой, сунул их в гусарскую сумку, ташку. – Если завтра Мюрат прискачет проветриться, Михайла Андреевич его ошарашит, – проговорил он уже веселее. – Как бы король неаполитанский с коня не упал от удивления. Придется тогда казачков звать, чтоб поднимали Его кавалерийское Величество, – побалагурив, Бурцев снова направился в овин к Ставракову, и вскоре Анжелика, оставшаяся посидеть на крыльце «дамской» избы, опять услышала его звонкий голос:

– А Мюрат по-русски выучился «пасибо» говорить. Вот так и сказывает «пасибо», мол. Силен!

– Про посла-то ничего не говорил? – спросили у него.

– Ничего пока. Принесет на хвосте, как только Бонапарт там решит чего-нибудь.

Ночной осенний холодок уже начинал пробирать, и маркиза ушла к себе в чулан, отказавшись от ужина. Она не могла сомкнуть глаз и то вставала с походной своей кровати, то опять ложилась. Слова Бурцева о грозящем развале французской армии и окончательной победе русских чрезвычайно встревожили ее. Она не могла себе представить, что это такое – развал Великой армии Бонапарта? Армии, не знавшей себе равных. Значит, русские все же не собираются заключать мир, они пойдут до конца. И чем тогда все закончится? Для нее, для Александра, для Пьера, для всей Франции?

Не менее взволновалась маркиза и оттого, что так и не получила ответ на свой вопрос, поставленный Бурцеву: кто стоит между ней и графом Анненковым. Хотя полагать, что гусарский офицер и верный друг Алексея начнет сплетничать, конечно же было глупостью. Но то, что тут замешана еще одна женщина, Анжелика теперь не сомневалась, как, впрочем, и в том, что сложившиеся с графом отношения не оставляют ее равнодушной. Она влюбилась в красивого русского полковника и ничего не могла поделать с этим, как не убеждала себя.

* * *

Иоахим Мюрат ехал на аванпосты рассерженным – император только что выругал его за то, что, поддавшись на уговоры Милорадовича, Мюрат позволил русскому арьергарду беспрепятственно покинуть Москву, а в результате – русская армия ускользнула. Ее искали почти две недели, а Мюрат все так же продолжал слушать Милорадовича, который умно вводил его в заблуждение.

Осенняя слякоть и мелкие косые дожди тяготили Мюрата. На их фоне зеленая венгерка неаполитанского короля с золочеными шнурами, соболиная шапка с султаном и красные сапоги – все это, яркое и веселое где-нибудь в другом месте, в России выглядело как-то излишне вычурно.

Милорадович уверял кавалерийского маршала, что за его казаками находится вся русская армия, а на деле выяснилось, что ее там нет. Высмеяв Мюрата, император направил его искать русских, при том обвинил в глупости. Мюрат собирался высказать свое возмущение всем этим Милорадовичу. Он позволил русским выйти из Москвы не для того, чтобы потом его водили за нос, он рассчитывал на сотрудничество.