Маркиза Бонапарта

– Уррра! – закричали за перегородкой и было слышно, как упала скамейка. Генералы и офицеры обнимались и поздравляли друг друга.

– Господи, благодарю тебя, – проговорил Кутузов растроганно и, обернувшись к иконам, осенил себя крестом. – Вот теперь и мы за дело примемся, – он решительно пристукнул себя по коленке ладонью. – Молодец, Лешка, неси свечу!

– Как ветер, ваше сиятельство!

Еще недавно затерявшаяся среди лесов деревенька Тарутино мирно спала, а теперь ожила: повсюду в окнах засветились огни, захлопали двери изб. Тишину лунной ночи разорвали громкие голоса, по улицам зацокали копыта лошадей – ординарцы и вестовые мчались от фельдмаршальского дома во все стороны, поднимая фонтаны грязи.

– Анна Алексеевна! Елизавета Григорьевна! – взяв у Кутузова приказ Милорадовичу срочно разведать, где находится французский авангард, а потом следовать за русской армией, Лешка Бурцев ворвался в «дамскую» избу и, пока разбуженные хозяйки одевались, зажег все свечи, которые только были в горнице.

– Что такое, Алексей? – Анна вышла, накинув на тонкую кружевную рубашку цветастый крестьянский салоп. Волосы ее, распущенные, длинные, спускались по плечам ниже пояса. – Что кричишь?

– Выступаем, Анна Алексеевна! – Бурцев даже пританцовывал от радости. – Французы бегут из Москвы. А мы теперича – за ними: кто скорее обратно до Немана добежит. Я у фельдмаршала был, он приказ отдал – всем подъем, и в поход!

– Господи, Пресвятая Богородица, благословенная, – Анна перекрестилась на иконы. – Неужели дождались?

– Письмецо от Михаила Андреевича, – Бурцев подсунул ей конвертик. – Ответ уж потом пришлете. Я полечу – некогда мне. – Он поцеловал руку княгини. – Теперь уж только на победу согласные мы? – подмигнул он весело. – А на меньшее – ни-ни.

– Лешка, на словах скажи, что обнимаю, что желаю удачи, – попросила Анна. – Может, съешь чего? Голодный поди?

– Не-а, – Бурцев мотнул головой, одевая кивер. – Лететь надо. А меня у фельдмаршала накормили. Курочкой. За такое известие без чарки да угощения кто отпустит?

– Ну, беги, – улыбнулась Анна, хотя в глазах у нее стояли слезы. Она повернулась к Лиз, вышедшей за нею, и, приникнув головой к груди своей давней подруги, заплакала: – Сколько страданий! Дождались…

Потемкина молча гладила рукой волосы Анны, но слезы тоже, не спросясь, заблестели на ее щеках.

На тихих улицах деревеньки уже слышался топот солдат, громыхали пушки – армейские части выходили из лагеря. За ними к утру потянулись обозы и госпиталь. В полдень 11 октября русская армия окончательно оставила Тарутино.

Как и предполагалось, Анжелику перенесли в карету княгини Лиз. В ней, устроенной уютно и богато, погруженная в отчаяние и все еще мучимая горячкой маркиза ехала за движущейся куда-то армией по скучной и грязной проселочной дороге. Она замечала радостное возбуждение на лицах русских – но даже не поинтересовалась причиной. Теперь ей было все равно, куда ехать, маркизу охватили апатия и полное бессилие перед судьбой. Она не то что казалось сломленной – она ощущала себя таковой. И сочувствуя ее состоянию, Анжелику старались не беспокоить.

Уже на рассвете до нее донеслись орудийные выстрелы – где-то впереди кипел жаркий бой. Слышались перекаты ружейной перестрелки.

– Что это? Где мы? – вяло спросила Анжелика у Анны, когда та принесла ей на завтрак горячего чая и пироги с черникой.

– Мы в пяти верстах от Малоярославца, – ответила ей княгиня.

Анжелике название ничего не сказало. Заметив недоумение на лице маркизы, Орлова объяснила ей:

– Это такой город, недалеко от Калуги и от Тарутино, где мы стояли лагерем. Туда сейчас рвутся французы…

– Рвутся французы? – слегка удивленно переспросила Анжелика. – Разве они не в Москве?

– Нет. Бонапарт ушел из Москвы и теперь движется на юг, – сказала Анна. Она торопилась к раненым, которые уже поступали с места сражения, и Анжелика больше не стала расспрашивать княгиню.

Скоро потянуло знакомым терпким запахом пожара. Барабанный бой, крики, лязг штыков – сражение разгоралось нешуточное, сродни Бородинскому.

Анжелике очень хотелось встать, сесть верхом на Звезду и скакать туда, где вполне мог оказаться Пьер. Простившись с русскими (довольно уже, загостилась!), спасать своего единственного теперь брата. Но болезнь никак не отпускала ее, и она даже не могла пошевелиться, не то что скакать…

– Ура! Ура! – послышалось совсем близко.

Русские отбили Малоярославец – уже в третий или в четвертый раз. Мимо кареты Анжелики пронесся сияющий как именинник Михаил Милорадович – его авангард, несказанно быстро проделав пятьдесят верст, наконец, присоединился к армии. За генералом такой же торжественный и радостный пролетел Бурцев.

Проводив их взглядом, Анжелика отвернулась от окна. Она чувствовала себя чужой на русском празднике как никогда прежде. Конечно, никто из них, ни граф Милорадович, ни тем более гусарские офицеры Бурцев или Анненков не были виноваты в том, что она так долго не могла разрешить своих сердечных дел и погубила родного брата. Они кормили ее, они помогали ей, они сочувствовали ей – все, без исключения…