Маркиза де Ганж, или Несчастная судьба добродетели

в Авиньоне приняты, тем более что в нашем случае у них были две чрезвычайно веские причины — любопытство и неотразимое впечатление, произведенное Эфразией на балу у герцога де Га-дань. С согласия семьи маркиза де Ганж нанесла ответные визиты, за которыми последовали новые приглашения и развлечения: помня о пятистах тысячах франков наследства Ношера, все как могли стремились развлечь прекрасную маркизу.

Шевалье признался аббату, в какое смятение повергла его чувства жена брата.

— Друг мой, она — настоящий ангел, — восторженно доложил аббату шевалье. — Ни одна женщина не сравнится с ней. Сколько изящества, кротости, ума, сердечности! Не представляю, как мог ты сохранять рассудок, когда эта женщина пребывала в твоей власти!

— Никогда не надо злоупотреблять доверием, — назидательно ответил аббат, — а я, как тебе известно, был облечен весьма неприятной миссией!

— Ты вполне мог забыть об этом. Несчастный! Ты заставлял ее спать на соломе, в то время как ложем ей должны были служить лепестки роз! — возмущенно восклицал шевалье. — Ах, я был бы не в пример более снисходительным сторожем! Впрочем, все служители Церкви, и настоящие и будущие, всегда отличаются излишней строгостью. Однако это не в евангельском духе, дорогой мой. Ты рискуешь стать дурным священником!

— Я вообще не стану священником, — ответил Теодор. — Ты же знаешь: если мне захочется, я непременно женюсь; вряд ли я стану соблюдать целибат5. Однако ты влюбился в Эфразию!

Не возражай, я все вижу и высоко ценю оказанное мне доверие.

— Подумай сам, разве мог я не влюбиться в нее? Но, увы, как ты догадываешься, страсть моя безответна. Кстати, не вздумай проговориться о ней маркизу: этот ревнивец будет закатывать ей бесконечные сцены, а я, зная, что стал причиною слез этого ангельского создания, буду безутешен. Ах, друг мой, все же я не могу понять: как ты сумел пробыть так долго под одной крышей с этой женщиной и не влюбиться в нее?

— В свое оправдание скажу: я не такой легкомысленный, как ты, мой дорогой. Однако не кажется ли тебе, что после возвращения из замка Ганж Альфонс ведет себя с женой излишне холодно?

— Я с тобой согласен. Впрочем, брат наш вообще с трудом меняет свое мнение. Не исключено также, что он озабочен вопросом о наследстве. Кстати, как тебе кажется — не пора ли нам вмешаться? Если жена его останется в стороне, беспокоиться не о чем, но если она предпримет какие-либо меры предосторожности — а я уверен, мать заставит ее это сделать, — то вряд ли нам достанется даже сотня луидоров. А согласись, в нашем возрасте нам обоим нелегко оказаться на иждивении брата, который, каким бы справедливым он ни был, далеко не во всем станет удовлетворять наши желания. Что надо сделать, дорогой Теодор, чтобы помешать этой женщине передать все полученное ею наследство сыну?

— Черт возьми, — ответил аббат, — я вижу только один выход — продолжать компрометировать Эфразию, но таким образом, чтобы никто не смог нас ни в чем заподозрить. Надо, чтобы все

время был повод обвинить ее в супружеской измене. Маркиз начнет ревновать и окончательно разъярится, а мы сделаем каждую ее измену достоянием гласности, и о ней будут судачить до тех пор, пока репутация ее не будет окончательно погублена. Убежденный в виновности жены, маркиз увидит ее опозоренной и на законном основании отберет у нее право распоряжаться наследством, хранить которое будет поручено одному из нас троих. Утратив доверие супруга, маркиза прослывет либо беспутной, либо сумасшедшей, все станут показывать на нее пальцем, и нам придется вновь заключить ее в Ганж, А там мы посмотрим, что с ней сделать.

— Превосходно, — ответил шевалье, — только действовать надо крайне осторожно. Если маркиза испугается заранее, поступки ее могут стать непредсказуемыми и все наши усилия будут напрасны. К тому же в лице ее матери мы имеем не только бдительного, но и умного стража, который может заподозрить нас, а в этом случае козни наши будут раскрыты еще быстрее.

— А потому, — заключил аббат, — нам надо старательно скрывать наши истинные намерения.

— Согласен, но неужели надобно по-прежнему делать несчастной эту очаровательную женщину? Тогда пусть уж сети, которые мы сплетем, расставят те, кого я ни при каких обстоятельствах не стану ревновать к Эфразии.

— Ах, друг мой! Нам нужно золото, и мы сделаем все, чтобы раздобыть его. А когда золота у нас будет много, мы сможем купить себе любых женщин, еще более прекрасных, чем Эфразия!

— Невозможно! Ни одна женщина не сравнится с ней! За все золото Европы я не куплю

женщину, в которую смогу влюбиться столь же сильно!

— Это просто лихорадка, она скоро пройдет. Не ты один попал под обаяние этой особы. Поверь мне, дорогой шевалье, сначала нужно удовлетворить материальные потребности, а уж потом станем говорить о любви. Давай сначала разбогатеем.

— Согласен! Так что ты предлагаешь?