Маркиза де Ганж, или Несчастная судьба добродетели

— А ты, братец мой, дурак, — заявил он брату, — и лучшее, куда ты можешь употребить полученную тобой бумагу, — это бросить ее в огонь. Эфразия посмеялась над нами. Ты должен был потребовать у нее отказаться от публичного заявления, сделанного в Авиньоне, и потребовать любыми способами, а ты удовлетворился составлением никому не нужной бумажки. А теперь она может предъявить эту бумагу властям и заявить, что ты силой заставил ее переделать завещание. Она и мать ее сумели выковать грозное оружие против нас, и нам остается либо победить, либо проиграть, а это значит, что либо она, либо мы должны погибнуть. Но я, как ты понимаешь, предпочитаю, чтобы погибла она. Пойми, Эфразия ухитрилась дважды навредить нам: во-первых, она сделала это чертово заявление в присутствии знати и нотаблей и тем самым связала нам руки, ибо что бы мы после такого заявления ни сделали, мы непременно прослывем расточителями, клеветниками и мошенниками... а во-вторых, она гнусно обманула тебя, обвела вокруг пальца, что лишний раз свидетельствует о низости этой коварной женщины. Следовательно, иного пути нет: либо она добровольно опровергает заявление, сделанное в Авиньоне, либо погибает, и мы спокойно живем до конца дней своих. Ибо как только она закроет глаза навеки, мы примемся оспаривать завещание, составленное в пользу

г-жи де Шатоблан и в ущерб нашему брату, ведь нам необходимо, чтобы именно он стал опекуном собственного сына. Нельзя допустить, чтобы суд решил по-иному... Что нужно для этого сделать? Прервав насильственным способом дни негодной маркизы, мы скажем всем, что это было самоубийство, докажем, что она была безумна, а следовательно, не имела права составлять завещание. Мы разоблачим ее поведение, предъявим письмо Вильфранша, письмо, написанное в подземелье у Дешана, расскажем о ее посещении берлоги Дешана, покажем судьям протокол комиссара полиции Марселя... Уверен, у нас больше чем достаточно письменных доказательств, чтобы ее признали безумной. А когда мы добьемся признания ее сумасшедшей, любые юридические документы, составленные на основании ее волеизъявления, становятся недействительными. Сам посуди: о каком разуме может идти речь, когда женщина, принадлежащая к знатнейшему семейству края, посещает злачные места, коих у нас в провинции немало, позволяет неизвестным лицам похитить себя с бала, назначает любовникам тайные свидания, разъезжает с ними в каретах по всему краю и, в довершение всех безумств, возвращается к себе в замок, чтобы добровольно свести счеты с жизнью? Э, нет, нет, друг мой, больше никаких поблажек! Мы обязаны заставить ее подписать документ, согласно которому ее публичное заявление в Авиньоне будет считаться недействительным. Если она его подпишет, пусть живет, но если откажется, мы обязаны как можно скорее прервать нить ее жизни.

На следующее утро маркизе приносят новый документ. Она отказывается подписать его,

утверждая, что подписала все, что требовал от нее шевалье, и более она ничего подписывать не станет, ибо это противно и долгу ее, и чести. Выслушав ее доводы, оба брата молча удалились. Молчание это обеспокоило маркизу; она сделалась задумчива и тревожна. Всю следующую неделю чудовища коварной лестью пытались вновь и вновь убедить ее подписать... Но все их старания были напрасны.

Вся жизнь г-жи де Ганж была посвящена исполнению высокого долга супруги; теперь же она являла собой пример образцовой матери.

О фурии ада! Одолжите мне ваши факелы — только они могут осветить те ужасные картины, кои предстоит нам нарисовать. Пусть читатель знает: все факты представлены нами в точности так, как изложены они в материалах судебного процесса. Вряд ли стоит прибавлять к ним еще сколько-нибудь нюансов, ведь для честного человека даже сухие строки протокола покажутся отвратительными; только злодеи, способные на подобные преступления, могут без содрогания читать описание кончины злополучной маркизы.

7 мая 1667 года маркиза де Ганж, почувствовав себя дурно, захотела принять лекарство. Аптекарь, проживавший в Ганже, составил ей микстуру, лично принес ее в замок и оставил в при-вратницкой. Мы не знаем, в чьих руках она успела побывать после аптекаря, известно только, что когда маркиза изъявила желание выпить ее, ей сказали, что микстуру еще не принесли. Наконец настойка прибыла. На вопрос, отчего пришлось так долго ждать, маркизе отвечают, что изготовление лекарства заняло много времени. Взяв флакон, маркиза подносит его ко рту, но, заметив, что

жидкость на удивление темная и вязкая, отказывается ее пить. Перре предлагает сходить к аптекарю и заказать у него новое лекарство...

— Нет, нет, — останавливает его маркиза, — у меня есть таблетки, действие которых сходно с действием этой микстуры. Так что я лучше приму таблетки.

И, достав шкатулку, ключи от которой имелись только у нее, она глотает свои пилюли. Перре немедленно докладывает об этом братьям, и те молча его выслушивают.