Марко Поло. От Венеции до Ксанаду

«Когда наступает день приема, — гласит официальная хроника, — церемониймейстеры представляют приглашенных, начиная с рассвета, и проводят их на назначенные места. «Начальники стражи», все одетые в особые костюмы, входят в великую «Палату Отдыха». Сначала они берут в руки свои таблички из слоновой кости (которые каждый приносит ко двору) и совершают предписанные коленопреклонения. Затем входят «Наблюдающие вовне» и «распорядители» и оглашают программу, где указываются формальности, которые должны соблюдаться при церемонии. Они кланяются, простираются ниц и поднимаются. Император выходит из внутренних покоев и восходит на императорскую колесницу. Тогда слышны клики и удары бичей стражи. Три церемониймейстера заставляют зрителей раздаться влево и вправо и за руку отводят их на места. Затем «Начальники стражи» открывают шествие, и перед ними идут глашатаи с секирами в руках, и они выходят в «Палату Великого Света». «Носители алебард» размещаются перед входом и остаются стоять там, лицом к северу, указывая толпе простереться ниц; затем они расходятся по открытым помещениям на восток и на запад. Сделав это, они приказывают толпе, собравшейся за стенами, ждать».

Согласно официальному отчету, Хубилай-хан и его жена, называемые, по китайскому обычаю, императором и императрицей, восходят к своим сиденьям. В это время слышны «крики ликования и удары бичей». Три гербовых герольда с алебардами расчищают проход в толпе и возвращаются, чтобы встать к востоку от «Ступеней Росы» — лестницы, ведущей во дворец.

Затем часами продолжались отрепетированные, как балет, молитвы и поклоны под управлением назначенных чиновников. Никакое европейское торжество времен Марко Поло не могло сравниться с этим по масштабу и сложности, и Марко, естественно, проникся восхищением. Ритуал был в значительной мере основан на китайских образцах, да Хубилай, в сущности, и был китайским императором. Монгольские патриоты обвиняли его в приверженности Китаю, в отступлении от древних монгольских обычаев, особенно от кочевой жизни, ради утонченных и совершенно немонгольских привычек. Они заблуждались. Хубилай, хотя и освоил внешние формы китайских церемоний при помощи китайских советников, в сердце своем и на поле битвы оставался монголом.

Марко заметил, что монгольская иерархия основана более на военных успехах, нежели на изысканных придворных манерах. Хубилай-хан, сообщает он, выбирал «двенадцать великих и мудрых людей и баронов для решения вопросов, какие могут возникнуть касательно войск, то есть для их перемещения и смены офицеров, и посылки их туда, где они нужны», а также «для выделения отважных и мужественных бойцов среди низких и робких, и возведения их в более высокий ранг, а с другой стороны, смещения тех, кто бесполезен и труслив». Соответственно, если тысячник плохо проявил себя в деле, он понижался до сотника, а если проявлял большую доблесть, мог быть повышен до командующего десятью тысячами.

Двенадцать баронов, составлявших Великий Двор, подчинялись непосредственно Хубилай-хану. Они были тесно связаны между собой, жили в Камбулаке в особом дворце, который Марко описывает как «большой, и красивый, и богатый». Каждый из этих баронов «правил и вершил суд в одной из провинций и имел в подчинении множество писцов и нотариусов, которые все пребывали в этом дворце, каждый в отдельном жилье».

Ту же логику и упорядоченность Марко с похвалой отмечает в прославленной почтовой службе монголов, необходимой для управления разрозненной империей. «Гонцы великого хана удивительны!» — восклицает он. И еще подробнее, чем обычно, описывает сложную монгольскую систему: «Заверяю вас, что гонец проезжает 200 миль в день, а иногда 250.

Позвольте мне объяснить, как это достигается. Когда гонец желает двигаться быстро и покрыть столько миль в день, он имеет при себе табличку со знаком сокола, в знак особой спешности поручения. Если всадников двое… они затягивают пояса и туго перевязывают головы, и скачут со всей скоростью, на какую способны, пока не доедут до следующей почтовой станции в двадцати пяти милях». Прибыв туда, говорит он, они сменяют лошадей и «без передышки… скачут дальше». Это был гром и молния на копытах.

Каждая дорога, выходившая из Камбулака, называлась по провинции, в которую вела. На расстоянии двадцати пяти миль гонцы встречали «почту с лошадьми», а также «очень большой дворец… где гонцы и свита знатного господина могли достойно отдохнуть, и в этих гостиницах имеются очень богатые постели с богатыми шелковыми одеялами, и все, в чем нуждаются утомленные гонцы». Даже король, посещая эти отдаленные дворцы, находил там все удобства, заявляет Марко.

Главной обязанностью почтовых станций было обеспечивать сменных лошадей: каждая держала наготове не менее четырехсот свежих скакунов, «чтобы они могли там спешиться, оставить усталых лошадей и получить свежих».