Марко Вовчок

Отъезд Богдана из Петербурга был ускорен провалом «Общества друзей» — нелегального рабочего кружка, ставившего целью, как сказано в агентурной записке, «подготовление народа к революции посредством распространения книг преступного содержания и устной пропаганды, преимущественно среди фабричного и сельского населения». Организаторы «Общества» — Марк Натансон, Евтихий Карпов, братья А. и П. Петерсоны — были высланы в Сибирь, а рабочий Н. Лисин, которому Марко Вовчок будто бы «подарила около 100 экземпляров «Сказки о невольнице» для распространения между фабричными», угодил в тюрьму. И хотя в действительности книжки были переданы Богданом (разумеется, с ведома матери), III отделение не сомневалось в принадлежности М. А. Маркович к «Обществу друзей». Она была на волосок от гибели, но и на этот раз уцелела.

Богдан становится в Москве одним из признанных вожаков революционного студенчества и получает конспиративную кличку «Генерал-пропагандист». К лету 1878 года он переходит на нелегальное положение. Его включают в список лиц, разыскиваемых полицией. Богдану Марковичу надлежит отбывать трехгодичную ссылку в Архангельской губернии. Он заметает следы, переезжает с места на место.

Мария Александровна бьется из последних сил. Нужно помогать Богдану, обеспечивать Лизу переводными работами, воспитывать ребенка, вести дом, а главное — выколачивать гонорары. Материальное положение становится почти катастрофическим. Пятидесятирублевого жалованья Михаила Демьяновича, счетовода в правлении Волжско-Камского банка, хватает лишь на оплату квартиры. Ко всем прочим треволнениям прибавляется назойливая слежка за домом, тревожное ожидание вызова в III отделение.

Нагромождение неудач и бед доводит Марию Александровну до отчаяния. Сломленная душевной усталостью, переутомленная многолетней напряженной работой, она решает во что бы то ни стало избавиться от литературной поденщины, от оскорбительных выпадов в печати, от вечных оговоров, пересудов, сплетен, клеветы, которые преследуют ее на каждом шагу. Уехать из Петербурга, покончить с долгами, закладами и перезакладами в ломбарде, с унизительным выклянчиванием заработанных денег! Покончить со всем этим раз и навсегда!

Решать и действовать надо самой. Богдан поглощен революционной пропагандой и семейными неурядицами. Михаил Демьянович просто не сознает всей трагичности этого рокового для писательницы шага и готов уехать с ней хоть на край света, чтобы быть полноправным членом семьи. В Петербурге он ей не пара, а где-нибудь в глуши, где никто их не знает, никто не посмеет бросить в него камень…

Мария Александровна видит в нем якорь спасения, свою опору. Прекрасно понимая, что он может рассчитывать лишь на скромную карьеру провинциального чиновника, она обращается к своему старому знакомому Федору Матвеевичу Лазаревскому с просьбой принять Михаила Демьяновича под свое покровительство в контору Ставропольского удельного округа.

Итак, в Ставрополь, никого заранее не предупреждая и не давая никому, кроме двух-трех человек, окольных адресов, по которым ей будут пересылать корреспонденцию. Приготовления к отъезду держатся в строгой тайне. Марко Вовчок должна исчезнуть! Никто не будет знать, где она и что с ней. Пусть думают, что она за границей. Пусть думают что угодно! Она будет жить и работать в одиночестве, будет писать воспоминания, осуществлять свои давние замыслы, писать впрок, не спеша, без суеты и горячки…

Письма к Лазаревскому раскрывают ее душевное состояние.

«Если бы вы знали, как я рвусь из Петербурга и до чего мне опротивела петерб[ургская] суета…Только и думаю теперь, как бы поскорее бежать подальше куда-нибудь в степь, где бы не встречать ничего похожего на здешние лица, нравы, суету и ложь. Иначе мои «Воспоминания», о которых я вам говорила, что пишу, невольно выйдут желчны, да и вообще ничего я здесь доброго не сделаю».

«Я теперь только и думаю о том, что вызволюсь из Петербурга и отдохну от него и всех его скверн. Смотрите только не проговоритесь, кто я и что я, храните мое, как вы называете, инкогнито…пусть М[арко] В[овчок] исчезнет, как в воду канет, и пусть остается под водой до самой смерти — это лучшая мера дожить до нее спокойно и много работать…Поскорее бы от всех этих терний и духоты на простор, свободно вздохнуть. Эта жажда доходит у меня до ребячества — хоть одним днем ускорить бегство из Северной Пальмиры».

В каждом письме она напоминает Лазаревскому, чтобы он держал язык за зубами. Она знала или догадывалась, что фигурирует во многих делах «Собственной Его Императорского Величества Канцелярии», и отдавала себе отчет, как это может испортить службу Михаила Демьяновича в удельном ведомстве. Больше того, если в прежние годы он везде упоминается как Миша Жученко (Жук, Жучок), то теперь и он сам и Мария Александровна подписываются только первой половиной фамилии — Лобач, — на которую она получила право 19 января 1878 года.

Вдова надворного советника А. В. Марковича становится законной женой отставного прапорщика М. Д. Лобач-Жученко.