Марко Вовчок

Такова литературная традиция, породившая сатирическую повесть «Совершенная курица». Барский дом уподобляется курятнику. И тут и там чинопочитание, лизоблюдство, сплетни, оговоры. Болтливая курица Дорочка и угодливый пес Фингал рассматривают жизнь людей со своей куриной и собачьей точки зрения. Повествование ведется в двух планах. Параллели и аналогии усиливают художественный эффект. Приживалка Тобипгка — повторение Дорочки, «его превосходительство» — двуногая копия Фингала. Остроумные реплики, меткие наблюдения, тончайший психологизм — все это прошло незамеченным. И только Чернышевский с большой похвалой отозвался о «Совершенной курице» и с сожалением констатировал: «Да! Этой вещи не поняли».

С начала шестидесятых годов и до конца жизни Чернышевский пристально следил за творчеством Марко Вовчка и вопреки злостным измышлениям о «закате таланта» не уставал повторять, что считает ее одним из сильнейших русских прозаиков после Лермонтова и Гоголя.

Проще всего признать это «гиперболой». Легче всего объяснить многократное чтение «В глуши» отсутствием у Чернышевского книг в сибирской ссылке. Но в том постоянстве, с каким он возвышал Марко Вовчка, видна прежде всего глубокая принципиальность. «Громадный талант» импонировал ему не сам по себе, а в соединении с воинствующей гражданственностью, без малейших уступок и колебаний в сторону либерализма. Чернышевского пленяло большое художественное мастерство в сочетании с последовательно-демократической направленностью, с публицистическим и атеистическим накалом.

Что же касается восторженной оценки романа «В глуши», то Чернышевский во многом прав. Исчерпывающее раскрытие характеров, острые психологические коллизии, насыщенная словесная живопись, идейная целеустремленность ставят это блестящее произведение в один ряд с классическими русскими романами.

15 августа 1875 года писательница сообщила М. Жученко: «Да еще новость: вероятно, вслед за «В глуши» будут печататься «В столице» того же автора». Приоткрывается интересный замысел, оставшийся, к сожалению, невыполненным. Можно догадаться, что Марко Вовчок собиралась проследить дальнейшую судьбу своей любимой героини Мани — показать ее жизнь в Петербурге — в кругах учащейся молодежи, деятельниц женского движения, в революционной среде.

Этот замысел возник в самом разгаре работы над романом «В глуши». Работа творческая перебивалась интерпретаторской — переводом «Таинственного острова» Жюля Верна, завершающего его знаменитую трилогию. Но, как всегда, времени было в обрез.

Этцель требовал оперативности. «Будете ли Вы достаточно проворны, Вы и Звонарев, если я срочно пришлю Вам текст?» — спрашивал он Марию Александровну, зная, что за «Таинственным островом» вскоре начнут охотиться русские издатели и переводчики. Разумеется, она ответила согласием, хотя перевод Жюля Верна пришлось отдать в другие руки: Звонарев, к большому ее огорчению, потерпел банкротство.

Из «Отечественных записок» присылали за новыми главами «В глуши», из типографии Траншеля — за «Таинственным островом», который печатался до выхода отдельным изданием в журнале Афанасьева-Чужбинского «Магазин иностранной литературы».

Как работала она в те дни, видно из ее писем к М. Жученко:

13 августа: «Таинственного острова» вчера держала корректуру 9-го листа, и сегодня, вероятно, принесут 10-й. Одно местечко о разных стеньгах я выпустила, опасаясь напутать, но всего строк шесть».

15 августа: «Вдруг полил такой частый дождь, что того берега Фонтанки почти не видно, и мгновенно с дождем проглянуло солнце. У меня окно открыто, как на острове Линкольна, которого сегодня принесут, верно, 11-й лист, а может, и 12-й лист».

20 августа: «Еще из «Отеч[ественных записок]» не приходили, но я приготовила им на первый раз довольно и не боюсь прихода. Теперь вообще легче работается. Сегодня вышли «Отеч[ественные записки]» и 2-я часть» [романа «В глуши»].

Благоговейно преданный друг М. Жученко, находясь в это время в Нижнем Новгороде, представляет себе, как то и дело присылают к ней из типографий, и она, в белой кофточке, с распущенными длинными косами, просиживает до трех часов ночи за большим столом, заваленным грудой бумаг, — пишет третью часть «В глуши» и кончает переводить «Таинственный остров», обдумывая выражения, «чтобы попроще изложить обращения Сайруса Смита к капитану «Немо».

Зная, как она устает, работая с утра до ночи, наивный Миша Жученко дает ей разумные советы: «Не могут ли Богдан с Лизой [жена Б. А. Марковича] как-нибудь доперевести этот несносный «Таинственный остров»? Ты бы поправила перевод — все-таки это отняло бы у тебя меньше времени, чем переводить самой. За это время ты бы могла писать свое». Но Мария Александровна, наученная горьким опытом, никому уже не доверяет переводов, подписанных ее именем…