Марко Вовчок

Эти жалобы рассеивают миф об идиллической жизни в Немирове. О желании Марковичей вырваться оттуда свидетельствует и письмо Кулиша на имя обер-прокурора Синода графа А. П. Толстого. Рекомендуя Афанасия Васильевича на должность фактора в Московскую синодальную типографию, он перечисляет по пунктам все добродетели своего подопечного и, между прочим, указывает: «Он женат на особе, пишущей нравственно-религиозные повести под именем Марко Вовчка…»

Никакие хлопоты Афанасию не помогли. Оставалось только рассчитывать на литературные заработки Марии Александровны. И уже в Немирове на его долю выпала незавидная роль-состоять мужем при знаменитой жене. Роль тем более незавидная, что и сам он был человеком далеко не заурядным. Да только дарования были несоизмеримы!

Она с головой ушла в свое творчество, писала и переделывала рассказы, а он, как рачительный импресарио, старался их пристроить и заботился о гонорарах. Вступил в переговоры с «Русским вестником», переписывался с киевским книгопродавцем Литовым, запрашивал Каменецкого, какая сумма причитается еще Марко Вовчку сверх 65 рублей, полученных авансом, просил Шевченко «поратовать за гроши» и выражал надежду, что предполагаемое второе издание «Оповідань» и выпуск той же книги на русском языке помогут им выбраться из Немирова.

Но делалось все очень медленно, а ждать было невтерпеж. Собрав с превеликими трудностями несколько сот рублей — из них полтораста ссудил Дорошенко, — Марковичи стали готовиться к отъезду. Кроме этих скудных средств, были еще радужные перспективы — непроданные рукописи «Институтки» и «Рассказов из русского народного быта».

15 декабря 1858 года Афанасий Васильевич взял в гимназии месячный отпуск по болезни, заранее зная, что больше туда не вернется. Но что ждало его в будущем? Догадывался ли он, что все лучшее в его жизни осталось позади?

Наступила суровая зима, а путь предстоял долгий. В трескучий мороз выехали они из Немирова.

Марко Вовчок мчалась навстречу своей славе. Думала ли она, какая ее ожидает многотрудная, горестная жизнь?

ДОРОГА ДАЛЬНЯЯ

Путь из Немирова в Петербург со всеми остановками и заездами к родственникам занял больше месяца.

Слепящая снежная белизна, заиндевелые крупы лошадей; скрип полозьев, толчки на ухабах, чаепития на почтовых станциях, тоскливые песни ямщиков и стужа, стужа, стужа…

Рождественские праздники провели в Локотках (близ Шестки) у Василия Марковича. Сын его Дмитрий запомнил, как в переднюю вдруг ввалился «дядько Опанас», в высокой папахе и шубе, весь седой от мороза, как родители освобождали от груды платков продрогшую Марию Александровну и бережно разворачивали какой-то сверток, в котором оказался спящий Богдан.

Лесничество недаром называлось Глуховским. Большой бревенчатый дом находился вдали от села, за плотиной и помещичьей винокурней — на самом краю дремучего леса. Но такова уж была участь Василия — жить с семьей всегда где-то на отшибе. И хотя по ночам за высоким забором выли волки и мешала спать колотушка сторожа, Мария Александровна нигде не чувствовала себя так спокойно, как в этом гостеприимном доме. Воспользовавшись неделей отдыха, она переписала несколько главок «Институтки».

Афанасий тоже не бездельничал. В святочный вечер он вызвал с хутора ряженых хлопцев и дивчат и заставил их петь колядки. «Дядько долго продержал эту толпу, — вспоминает Д. Маркович, — и записывал их песни, а когда они ушли, поставил ноты на фортепиано и пропел нам. Я был поражен, как это он точно и хорошо записал». А когда пели хором под его аккомпанемент украинские песни, сбегались все, кто был в доме. Из дверей выглядывали Горпына, Гапка и на главном фоне баба, моя няня, утирала слезы. Ваба эта, По словам матери, героиня одного из рассказов Марко Вовчка».

«Тетка Маруся» — блондинка с серыми красивыми глазами, ровными, плавными и спокойными движениями, высокая, с большой русой косой — решительно отличалась от экспансивного мужа; в моменты резких порывов Афанасия смотрела на него широко раскрытыми глазами, не улыбаясь. Такой она запомнилась десятилетнему племяннику.

Дмитрий Маркович ни разу больше ее не видел, а Мария Александровна, уезжая из Локотков, навсегда простилась с его отцом. Василия Васильевича перевели потом в Вологодское лесничество, а в 1865 году он погиб где-то в лесной глуши при загадочных обстоятельствах.

Следующий участок пути — от Шостки до Орла — был не менее мучительным. Сильные морозы заставили задержаться у Мардовиных дольше, чем хотелось. Зато до Москвы добрались сравнительно быстро — за каких-нибудь двое суток.

Провинциалы теряли голову в сутолоке большого города, путались в кривоколенных московских переулках. Но Марковичам повезло: сразу удалось разыскать Павла Ивановича Якушкина. Нечего и говорить, какая это была радостная встреча! Он сам вызвался отвезти их к Каткову, редактору «Русского вестника», и к Максимовичу, редактору «Русской беседы».