Марко Вовчок

…В конце 1861 года в лондонском доме Герцена появился бежавший из Сибири Бакунин и тотчас же превратил отведенную ему комнату в генеральный штаб намеченного на ближайшее время победоносного восстания, которое должно было завершиться освобождением всех славян и созданием «славной, вольной славянской федерации». Герцен рассказывает о нем в «Былом и думах» со смешанным чувством иронии и восхищения: «Бакунин сгруппировал около себя целый круг славян. Тут были чехи от литератора Фрича до музыканта, называвшегося Наперстком, сербы, которые просто величались по батюшке — Иоанович, Данилович, Петрович, были валахи, состоявшие в должности славян, с своим вечным еско на конце; наконец, был болгар, лекарь турецкой армии, и поляки всех епархий…»

Бакунин писал воззвания, рассылал инструкции, вербовал сообщников, «спорил, проповедовал, распоряжался, кричал, решал, направлял, организовывал и ободрял целый день, целую ночь, целые сутки». Его страстные речи, львиная голова, всклокоченная грива, колоссальная фигура атланта и неимоверный аппетит производили впечатление даже на противников скоропалительных методов решения мировых проблем.

Он приезжал в Париж для переговоров с революционными эмигрантами и у графини Салиас познакомился с Марией Александровной.

«Я вам уже говорила, что видела Бакунина — он был у меня. Вас вспоминал и сказал: поклонитесь ему от меня — это старый друг», — писала она Тургеневу в августе 1862 года. И в следующем письме обратилась с вопросом: «Скажите мне, милый Иван Сергеевич, что за человек Бакунин — вы его хорошо знаете, а мне надо его узнать. Вы мне можете говорить все, что вы думаете, вы это знаете».

Тургенев ответил: «Что за человек Бакунин, спрашиваете вы? Я в Рудине представил довольно верный его портрет: теперь это Рудин, не убитый на баррикаде. Между нами: это — развалина. Будет еще копошиться помаленьку и стараться поднимать славян, но из этого ничего не выйдет. Жаль его: тяжелая ноша — жизнь устарелого и выдохшегося агитатора. Вот мое откровенное мнение о нем — а вы не болтайте».

Но мнением о Бакунине он делился и с другими. Герцен, словно прочитав эти строки, возразил в «Былом и думах»: «Говорят, будто И. Тургенев хотел нарисовать портрет Бакунина в Рудине, но Рудин едва напоминает некоторые черты Бакунина. Тургенев, увлекаясь библейской привычкой бога, создал Рудина по своему образу- и подобию. Рудин — Тургенев 2-й, наслушавшийся философского жаргона молодого Бакунина».

Следствие вытекает из посылки. Тургенев недооценил вулканической энергии и фанатического упорства Бакунина, заслужившего впоследствии печальную славу организатора раскольнической анархистской фракции в I Интернационале и немало повредившего международному рабочему движению.

Марко Вовчок тянулась к революционным деятелям, не очень-то разбираясь в их программных требованиях. В социализме она не различала оттенков. И когда легендарный Бакунин предстал перед ней собственной персоной, в ореоле неукротимого бунтаря и мученика, трудно было не поддаться обаянию этой сильной личности.

Он не раз еще бывал в Париже, но неизвестно, часто ли они виделись и действительно ли Марко Вовчок, как утверждал Драгоманов, принимала участие в составлении украинских «бунтарских» прокламаций для Бакунина и Нечаева. Прокламации распространялись с конца шестидесятых годов. Одна из них — «Письмо к громаде» — была напечатана уже после смерти Герцена в неудачно возобновленном «Колоколе» (1870, № 2). В таком случае писательница встречалась с Бакуниным или с кем-то из его доверенных лиц в 1869 году, когда дважды приезжала в Париж (в феврале и в августе). Если это так, то она не отдавала себе отчета в содержании бакунистской пропаганды и не знала о политических авантюрах Нечаева. Недостаточную осведомленность в революционных теориях Марко Вовчок компенсировала искренним желанием быть хоть чем-то полезной революционному делу.

Свидетельство Драгоманова, не подкрепленное конкретными фактами, относится к 1888 году. И по странному совпадению в том же году чешский поэт Фрич вспоминал в одной из своих статей, как Марко Вовчок водила его в Париже на тайные совещания по поводу организации революционного украинского издания, наподобие герценовского «Колокола». Мы не можем сомневаться в достоверности этого свидетельства, но и оно осталось нерасшифрованным.