Марко Вовчок

…Иозеф Вацлав Фрич совсем еще зеленым юнцом сражался на баррикадах и был приговорен к смерти вместе с другими руководителями пражского восстания 1848 года. Как несовершеннолетнему, ему заменили казнь длительным заключением, затем амнистировали и снова заточили в тюрьму, потом отправили в ссылку и в 1859 году — в изгнание. За границей он жил в большой нужде, кое-как перебиваясь лекциями и литературной работой. В Париже, Лондоне, Берлине, Женеве — везде он находил единомышленников, прокламировал идеи «славянской взаимности» и призывал братьев славян сокрушить Габсбургскую империю. Долгое время Фрич считал себя учеником Бакунина (они подружились еще в разгар пражских событий), но позже разошелся с ним во взглядах и осудил анархизм.

Рекомендуя Марии Александровне Фрича как своего хорошего приятеля и близкого друга Бакунина, Тургенев предупредил ее: «Надобно с ним говорить по-французски или по-мало-российски. Говорят, Ваш язык очень близок к чешскому».

Действительно, они быстро нашли общий язык — ив прямом и в переносном смысле. Писательница ввела его в свою компанию, он свел ее с соотечественниками, свободолюбивыми чехами и словаками, временно или навсегда покинувшими родину. Бывая на авеню Марбеф, Фрич познакомился с Лесковым, который с большой теплотой писал о нем в своих парижских очерках: «Мы очень сошлись и очень верили друг другу… Поэт Фрич — это настоящий, урожденный революционер, преданный душою и телом делу восстания против Австрии и забывающий себя для этого дела. Я часто ходил к этому славянину».

Ходила к нему и Мария Александровна. Ее отзыв о Фриче (в письме к Марковичу) по смыслу совпадает с лесковским: «Я уже, кажется, писала тебе, что тут ко мне приходил чех Фрич — поэт и такой человек, которого описывать не на бумаге, а видеть всякому дай боже. Живет он на седьмом этаже с женой и хорошеньким мальчиком, больше всего на свете любит свою Чехию, а вместе с нею и все доброе. Он был приговорен к смерти, сидел в тюрьме, а освободившись, вынужден жить здесь, а в Чехию дороги ему нет. Читал тут лекции — когда-нибудь я о них расскажу и о книге его, которую он мне дал».

Сближали их, несомненно, и общие творческие интересы. Как все деятели чешского Возроясдения, Фрич увлекался национальным фольклором и следил за развитием родственных славянских литератур. Украинская литература, переживавшая, подобно чешской, период бурного расцвета, была ему особенно близка своим тяготением к народным началам и героической старине. Сам он, по свидетельству Лескова, писал в 1862 году драму «Мазепа», а еще раньше инсценировал для театра «Тараса Бульбу» Гоголя. Среди его сочинений есть рассказ из украинской народной жизни и баллада «Днепр». И когда Мария Александровна раскрыла перед ним сокровищницу «Кобзаря», он перевел поэму «Еретик», воспевающую подвиги Яна Гуса.

Рассказы Марко Вовчка Фрич считал знамением времени и всякий раз, когда о них заходила речь, подчеркивал сходство с произведениями чешской народной писательницы Вожены Немцовой. И не он один проводил такие параллели. Молодой литератор Ян Неруда, будущий автор незабываемых «Малостранских повестей», в 1863 году рассказал читателям пражской газеты «Глас» о своих встречах в Париже «с знаменитой Марковичевой, малорусской Боженой Немцовой, чьи чудесные рассказы, подписанные псевдонимом Марко Вовчок, уже известны чешской общественности».

Творчество Немцовой, выросшее на освободительных национальных идеях и основанное на глубоком знании фольклора и народного быта, в условиях австрийского гнета воспринималось как вызов деспотизму. Сближение Марко Вовчка с Боженой Немцовой в устах чешских патриотов звучало самой большой похвалой автору «Народних оповідань». И естественно, что они в первую очередь дали Марии Александровне, взявшейся за изучение чешского языка, сборник народных сказок, собранных их любимой Боженой.

«Пани Марии, — вспоминал Фрич на склоне лет, — было приятно, что она встретилась с чехами. Мы познакомили ее с Боженой Немцовой, которая ей понравилась. Однако у нее не хватило терпения прочесть книгу на непривычном для нее наречии, и поэтому она очень охотно и с интересом говорила с нами о ее содержании. В связи с каждой чешской или словацкой сказкой она рассказывала нам десять подобных малорусских или великорусских, литовских или польских. Народные сказки были ее стихией»^{36}.

В том же 1862 году Марко Вовчок перевела на украинский несколько чешских песен, услышанных и записанных от Фрича. Позже она переложила на французский язык и напечатала в парижском детском журнале словацкую сказку о двенадцати месяцах, озаглавив ее «Злючка-Колючка и Добрая Роза». Этой сказкой, извлеченной из сборника Б. Немцовой, Марко Вовчок закрепила свои дебюты во французской детской литературе. Что же касается чешских песен, то она послала их в Чернигов для затеянной А. В. Марковичем украинской газеты «Десна». Издавать газету запретили, и рукопись затерялась. Этим и ограничиваются чешские реминисценции в творчестве Марко Вовчка, но дружба с Фричем остается в ее биографии памятным эпизодом.