Читаем Марковцы в боях и походах. 1918–1919 гг. полностью

С наступлением ночи полку было приказано отходить. Все с тем же полнейшим безразличием собирались роты, выходили на дорогу и куда-то шли. Многие пулеметы отстали. Это те, которые были вдали от дороги. Лошади выбились из сил, давно не кормленные и не поенные, и тащить двуколки по черноземной грязи не могли. Не помогало и известное средство – «играть» перед ними пучком сена (сена они получали вообще весьма мало; больше солому). Пулеметчикам приходилось разгружать двуколки, оставив на них только пулеметы, чтобы лошади могли дотянуть их по дороги, а самим раза два-три возвращаться за патронными ящиками.

Полк пулеметы не нагнали, в темноте свернув не по той дороге, но натолкнулись на едущую батарею, бывшую при Кубанском полку. В батарее никто не знал, куда пошел Офицерский полк, и пулеметам оставалось только следовать за батареей. Наконец, приехали в х. Колонтаевский, где оказались еще несколько отбившихся от полка пулеметов. Искать ночью полк нельзя было и думать. Решили заночевать. Попытка найти что-либо в селе не увенчалась успехом, и пулеметчики заснули голодными.

А Офицерский полк, пройдя верст восемь, остановился на голом высоком гребне, где-то на половине расстояния между селами Высоцкое и Сергеевка, в грязи, сырости и на холоде. Батальоны, слегка лишь разойдясь по гребню, залегли, где остановились, и уснули. Было выставлено какое-то охранение. Появились было несколько костров, для которых не пожалели подвод, но и те скоро погасли. Полная тишина. Никаких разговоров. «И только слышно было, как лошади жевали солому».

20 декабря. Уже совершенно рассветало, когда марковцы, как по команде, проснулись, зашевелились, стали вяло подниматься и, наконец, производить более энергичные движения, чтобы стряхнуть с себя охватившую их сырость, размять окоченелое тело. Мрачная картина окружающей местности не могла влить в них никакой бодрости. Полное спокойствие на участке не всколыхнуло нервы. Все были в каком-то оцепенении… Несколько оживились, когда батальоны стали разводиться по гребню на указанные им боевые участки. А потом занялись разведением костров и кипячением чая без чайной заварки. Как-то вдруг дал себя чувствовать сильный голод, но сумки бойцов были совершенно пусты.

Медленно восстанавливалось сознание. Медленно развивались разговоры. Да к этому и не было побудительных причин: на фронте полное спокойствие. Вперед видно версты на две, но там ни одного человека, ни одного живого существа.

Прежде всего была осознана малочисленность рот, в которых оставалось по 20–40 человек. Затем возник вопрос о патронах: в сумках у бойцов их оставалось ничтожное количество, и всех обеспокоило отсутствие многих пулеметов. А фронт полка в 300–350 штыков растянут на 2 версты. Большие интервалы между ротами.

Роты, батальоны, полк? Это, в сущности, одни только слова без содержания. Тогда даже не знали, кто командует ротой, батальоном… Ведь один за другим выбывали командиры.

– Ваня! Ты командуешь ротой? – спрашивают начальника отделения.

Тот отвечает:

– Как будто – я!

– А батальоном? – и ответ: – Кажется…

Из старших начальников в полку – «как будто» остался один полковник Сальников, которого никто не видел со времени принятия им полка. Видели командира корпуса, но его не видели. Он командовал не так, как генерал Марков или полковник Тимановский и полковник Гейдеман, Булаткин и даже полковник Маркович. Он «руководил» боевыми операциями из квартиры штаба и руководил скверно. Всем особенно памятны: ночь под с. Медведское и бессмысленное наступление на с. Шишкино. Таково общее мнение и оценка.

К полудню к полку присоединились пропавшие пулеметы, ставшие в незанятые интервалы между ротами, что весьма подбодрило всех. Встали на позицию тут же, почти в цепях, орудия.

Пулеметчики дали некоторое освещение обстановки в тылу: сзади, верстах в пяти, долина р. Калаус с хуторами, в которых ничего съестного достать нельзя; дальше в тыл – с. Сергиевка и будто бы там обоз и кухни, но село эвакуируется и ожидать подъезда кухонь не приходится; и это еще и потому, что дорога убийственно тяжелая: они, пулеметчики, употребили 4 часа, чтобы подъехать к полку. Как оборачивается боевая обстановка, не столь интересовало всех, как питание. Оставалось применить крайнюю меру – затянуть покрепче пояса.

Сведения относительно эвакуации с. Сергиевка были близкими к правде: 19-го красные выбили Сводно-Гренадерский отряд из с. Калиновка и подошли на 5 верст к с. Сергиевка, но 20-го они были отброшены, и с. Калиновка занято снова батальоном кубанцев.

В 1-й из этих дней едва не было захвачено красными одно орудие, причем погибли 4 офицера, батарейных телефонистов: один был убит пулей, другой – зарублен, а два – прапорщики Степанов и Меньков, взяты в плен, после издевательств над ними голыми были облиты керосином и сожжены живыми. Жутко! Не забыть этого! Эта книга – им Памятник.

Перейти на страницу:

Все книги серии Окаянные дни (Вече)

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное