Марксистский феминизм. Коллекция текстов A. M. Коллонтай

Быть может, никогда, ни в какую эпоху одиночество души не ощущалось с такой мучительной остротой и настойчивостью, как в наши дни, быть может, никогда люди так не изнемогали и не падали под его мертвящими очами.

Иначе это и быть не может. Тьма кажется всегда особенно непроглядной, когда впереди мерцает огонёк.

А перед очами современных «индивидуалистов», ещё лишь слабо скреплённых с коллективом, с другими индивидуумами рядом «симпатических чувствований», заманчиво мерцает новый светоч — изменяющиеся отношения между полами, в которых момент слепого, физиологического начала уступает место творческому принципу — «товарищеской солидарности». Индивидуалистически-собственническая мораль настоящего начинает казаться особенно мертвящей и гнетущей. В своей критике сексуальных отношений современный человек заходит значительно дальше отрицания отживших внешних форм и кодекса ходячей морали; его одинокая душа ищет «обновления» самой сущности этих отношений, тоскует и стонет о той «великой любви», о том согревающем и творческом начале, которое одно в силах отогнать холодящий призрак душевного одиночества современников-индивидуалистов.

Если «сексуальный кризис» обусловливается на три четверти внешними социально-экономическими отношениями, то одна четверть его остроты покоится, несомненно, на нашей «утончённо-индивидуалистической психике», взлелеянной господством буржуазной идеологии. Современное человечество в самом деле, как выражается немецкая писательница Мейзель-Хесс, бедно «любовной потенцией». Представители двух полов ищут друг друга в стремлении получить через другого, посредством другого возможно большую долю наслаждений, духовных и физических, для себя самого. О переживаниях другого лица, о той психологической работе, какая в нём творится, любовный или брачный партнёр всего меньше волнуется.

Грубый индивидуализм, окрашивающий наш век, быть может, ни в какой другой области не сказывается с такой откровенностью, как именно здесь, в отношении между полами. Человек, убегающий от душевного одиночества, наивно воображает, что достаточно «воспылать любовью», достаточно предъявить свои права на душу другого человека, чтобы обогреться в лучах редкого блага — душевной близости и понимания. Мы, индивидуалисты, с огрубевшей в вечном культе своего «я» душою, мы воображаем, что величайшее счастье — ощущение разлитой в себе и в близких нам существах «великой любви» — можно захватить, не давши взамен сокровищ своей собственной души!

Мы претендуем всегда на своего любовного «контрагента» целиком и «без раздела», а сами не умеем соблюсти простейшей формулы любви: отнестись с величайшей бережливостью к душе другого. К этой формуле постепенно приучат нас новые, намечающиеся уже отношения между полами, основанные на двух непривычных для нас началах — полной свободе и истине.

В прививке этого представления человеческой психике буржуазия достигла совершенства; понятие о «собственности» супругов в наши дни распространяется даже значительно далее того, что понимал под собственностью кодекс брачных отношений родового быта. За весь долгий исторический период, развивавшийся под знаком «родового начала», представление о собственности мужа над женою (за женой, вообще, отрицались права на безраздельное обладание мужем) не распространялось далее обладания чисто физического. Жена обязана была хранить физиологическую верность мужу, душа её принадлежала ей самой.

Даже рыцари признавали за жёнами право иметь «чичисбеев» (платонических поклонников-друзей) и принимать «обожание» рыцарей и миннезингеров. Идеал безраздельного обладания не только над физическим, но и над духовным «я» своего брачного контрагента, идеал, допускавший предъявление прав собственности на весь духовный и душевный мир своего любовного партнёра,— это идеал, всецело воспитанный, взлелеянный, выхоленный руками буржуазного класса в целях укрепления тех семейных устоев, что обеспечивали её устойчивость и крепость в период борьбы за её социальное господство. И этот идеал мы не только восприняли по наследству, но готовы выставлять, как незыблемый моральный абсолют!.. Представление о «собственности» заходит далеко за пределы «законных супружеств», оно является неизбежным моментом, вкрапливающимся в самую «свободную» любовную связь. Современные любовник и любовница, при всём «теоретическом» уважении к свободе, абсолютно не удовлетворились бы сознанием физиологической верности своего любовного партнёра. Чтобы отгонять от себя вечно сторожащий нас призрак одиночества, мы с непонятной для будущего человечества жестокостью и неделикатностью вламываемся в душу «любимого» нами существа и предъявляем свои права на все тайники его духовного «я». Современный любовник несравненно скорее простит измену физическую, чем «духовную», и каждая частица души, расточаемая за порогами его «свободного» брачного союза, представляется ему непростительным ограблением его, лично ему принадлежащих сокровищ в пользу других.