Представьте себе почтенного финансиста, в критический для предприятия момент вынимающего свой капитал из дела в интересах семьи. Оценка его поступка с точки зрения буржуазной морали ясна. «Интересы семьи» — на первом плане. Теперь сопоставьте с этим отношение рабочих к штрейкбрехеру, идущему наперекор товарищам ради спасения семьи от голода. Интересы класса — на первом плане… Дальше, представьте себе буржуазного мужа, своей любовью и преданностью семье сумевшего отвлечь жену от всяких интересов вне дома и окончательно закрепившего её за детской и кухней. «Идеальный муж, сумевший создать и идеальную семью» — будет гласить буржуазный приговор. А как же отнесутся рабочие к «сознательному» своему члену, который будет «отвращать» взоры своей жены или возлюбленной от социальной борьбы? В ущерб индивидуальному счастью, в ущерб семье мораль рабочего класса будет требовать участия и женщины в жизни, разворачивающейся за порогами дома. «Закрепление» женщины за домом, выдвигание на первый план интересов семьи, распространение прав безраздельной собственности одного супруга над другим — всё это явления, нарушающие основной принцип идеологии рабочего класса — «товарищеской солидарности», разрывающие цепь классовой сплочённости. Понятия собственности одной личности над другой, представление о «подчинении» и «неравенстве» членов одного и того же класса противоречат самой сущности основного пролетарского принципа — «товарищества». Это начало, лежащее в основе идеологии восходящего класса, окрашивает собою и, как увидим ниже, определяет собою весь тот новый, формирующийся кодекс сексуальной морали пролетариата, с помощью которого перевоспитается и психология человечества в духе накопления «симпатических чувствований», свободы вместо собственности, товарищества вместо неравенства и подчинения…
Старая истина, что каждая новая восходящая социальная группа, порождаемая отличной от предыдущей ступени хозяйственного развития материальной культурой, обогащает и человечество новой, свойственной именно данном классу идеологией. Сексуальный кодекс морали составляет неотъемлемую часть этой идеологии. Однако стоит заговорить о «пролетарской этике» и «пролетарской сексуальной морали», чтобы натолкнуться на шаблонное возражение: пролетарская половая мораль есть не более, как «надстройка»; раньше чем не изменится вся экономическая база, ей не может быть места… Как будто идеология какой-либо группы складывается тогда, когда уже совершился перелом в социально-экономических отношениях, обеспечивающий господство данного класса! Весь опыт истории учит нас, что выработка идеологии социальной группы, а, следовательно, и сексуальной морали совершается в самом процессе многотрудной борьбы данной группы с враждебными социальными силами.
Только с помощью творимых в недрах его новых духовных ценностей, отвечающих задачам восходящего класса, удаётся этому борющемуся классу укрепить свои социальные позиции, только путём новых норм и идеалов может он успешно отвоёвывать могущество у антагонистической ему общественной группы.
Выискать тот основной критерий морали, что порождается специфическими интересами рабочего класса, и привести в соответствие с ним нарождающиеся сексуальные нормы такова задача, которая требует своего разрешения со стороны идеологов рабочего класса.
Пера понять, что, только нащупав тот творческий процесс, что совершается там, в глубоких социальных низинах, и формирует новые запросы, новые идеалы и нормы, только выявив основы половой морали восходящего, передового класса, возможно разобраться в противоречивом хаосе сексуальных отношений и набрести на ту заповедную нить, что даёт возможность распутать туго скрученный клубок сексуальной проблемы…
Пора вспомнить, что приведённый в соответствие с основными задачами класса кодекс сексуальной морали может служить могучим орудием для укрепления социальной позиции восходящего класса… Опыт истории чему-нибудь да учит. Что может помешать воспользоваться им в интересах борющейся, передовой социальной группы?
Женское рабочее движение
[45]Казалось бы, что может быть определённее, яснее понятия «женское социалистическое движение». А между тем, сколько недоумений оно вызывает и как часто повторяются восклицание, вопросы: что такое женское рабочее движение? Каковы его задачи, стремления? Почему не сливается оно с общим движением рабочего класса, почему не растворяется в нём, раз социал-демократия отрицает существование самостоятельного женского вопроса? Не пережитки ли это буржуазного феминизма?
Подобные вопросы приходится слышать не в одной России. Они повторяются почти во всех странах, звучат на всех языках. Но, что всего любопытнее, чем менее развито женское социалистическое движение, чем малочисленнее количество организованных работниц, тем громче и увереннее звучат и голоса тех, кто отрицает необходимость выделенной работы среди женщин пролетариата, и упрощённо-схематично разрешает весь запутанный узел женского и общесоциального вопроса.