Левые социал-демократы и, прежде всего, сама Р. Люксембург, конечно, не могли согласиться с такой абсолютизацией парламентаризма как одного из многих методов классовой борьбы рабочего класса. Они назвали его «лишь парламентаризмом», или более жестко «парламентским кретинизмом», который часто игнорировал или искажал подлинные интересы трудящихся. Особенно наглядно порочность этого метода выявилась с началом Первой мировой войны, когда социал-демократические парламентарии различных стран, вопреки антивоенным решениям конгрессов 2-го Интернационала, отказались от интернациональной политики рабочего класса, поддержав своим голосованием военную политику правительств, развязавших войну. В итоге крушение 2-го Интернационала стало реальностью.
Революционная ситуация, возникшая в Германии после ее поражения в этой войне, стала еще одним доказательством такого крушения. Отсюда и возникла историческая необходимость перехода от прежней политики «лишь парламентаризма» к революционной политике, которая провозглашалась в Манифесте коммунистическом партии семьдесят лет назад. Р. Люксембург объясняла эту ситуацию следующим образом: «... Историческая диалектика привела к тому, что сегодня мы возвращаемся к той точке зрения, от которой Маркс и Энгельс впоследствии отказались, как от ошибочной. Они имели на это серьезные основания. Развитие капитализма, происшедшее с тех пор, привело нас к тому, что то, что тогда было ошибкой, ныне стало истиной. И сегодня наша непосредственная задача - выполнить то, перед чем Маркс и Энгельс стояли в 1848 г.»78
.Доказывая актуальность постановки конкретных задач социализма, заложенных в Манифесте, Р. Люксембург поясняла, что они, как это ни парадоксально, намного обогнали свое время. Это относится, прежде всего, к таким, например, радикальным мерам, как необходимость взятие рабочими политической власти, увеличение числа государственных фабрик, экспроприация земельной собственности, отмена права наследования, высокий прогрессивный налог на доходы, обязательность труда для всех трудоспособных членов общества, общественное воспитание детей и т. д. Однако эти сугубо революционные меры Манифеста находились в прямом противоречии с оппортунистической политикой руководства социал-демократической партии Германии, которая со времен принятия Эрфуртской программы стала очевидной догмой, мешающей политическому развитию рабочего класса. В этой связи, Р. Люксембург призвала отказаться от этой догмы. При этом она не остановилась перед полемикой даже с таким авторитетом, как Ф. Энгельс.
Дело в том, что последний в 1895 году, незадолго до своей смерти во введении к работе Маркса «Классовая борьба во Франции» написал, что к концу XIX века «буржуазия и правительство стали гораздо больше бояться легальной деятельности рабочей партии, чем нелегальной, успехов на выборах - больше, чем успехов восстания»79
. Понятно, что Р. Люксембург не могла принять этой позиции в условиях начавшейся революции в стране. Из текста доклада видно, что у нее особенно вызывали протест слова Энгельса, написанные под влиянием руководителей немецкой социал-демократии о том, что в современных условиях развития капитализма пролетариат вряд ли сможет чего-либо «добиться путем революции на улице»80. Оппонируя Энгельсу и руководству германской социал-демократии, она говорила: «Я считаю, что сегодня перед лицом того факта, что мы находимся в разгаре революции, уличной революции, со всем, что ей присуще, самое время вступить в спор с той концепцией, которая до последнего времени имела хождение в германской социал-демократии в качестве официальной и на которую тоже ложиться ответственность за пережитое нами 4 августа 1914 г.»81.