Марксизм как стиль

У них был стойкий иммунитет к прессе и вообще иммунитет к популярным иллюзиям – черта, которая сближает «террористов» с самыми главными специалистами по «наведению порядка». Хорст Герольд, верховный комиссар по их искоренению, сказал уже после смерти Баадера: «он был единственным, кто полностью понимал меня, а я единственным, кто понимал его». Эта взаимная ясность не исключала войны. Наоборот, делала войну неизбежной.

Десятки ограблений банков и политических похищений. Сотни угнанных машин и захваченных самолетов. Свыше тысячи бомб за двадцать лет. Мишени – военные базы и натовские казармы, престижные офисы, буржуазные редакции. Самые известные из убитых ими – несколько американских генералов, командовавших натовским контингентом в Европе, директора «Сименс» и «Дойче Банка», высокие полицейские чины, бизнесмены и промышленники. Последнего приговоренного, приватизатора восточных земель в уже объединенной Германии, Ровендера разорвало ракетой в 1993-ем. Официально RAF сложили оружие в том же году, сравняв с землей пустое здание новенькой тюрьмы Кнаст-Нойбау, подчеркнув так свою «освободительную» миссию: начинали, мол, тоже с освобождения товарища из тюрьмы.

Каждое новое поколение бралось из всё той же вечной тусовки: книжная болтовня, артистическое хулиганство, легкие наркотики, оппозиционное пижонство. РАФ относились к «левой сцене» с иронией, но понимая: и глубокие теоретики, и распространители уже готовых идей, и те, кто непосредственно участвует в партизанской войне – все берутся оттуда, из людей начитанных и неряшливых, талантливых и ленивых. К ним переходили те, кто переставал сомневаться. Переставал не потому, что вдруг во все поверил, а потому что сомневаться просто надоело. Сомнения отравляют всё, что ты делаешь.

Перевести вам ещё с немецкого? «Наши сомнения – призраки удушенных революций».

В РАФ оказывались те, кто не мог разделить с системой её главную идеологическую догму, гласящую: «в основе всех наших свобод лежит свобода торговли и потому любая из наших свобод может быть ограничена ради свободы торговли». Городские партизаны всегда видели, что за таким, либеральным пониманием свободы, скрыта диктатура капитала.

Популярные психологи вычисляли в своих книжках «RAFообразующий тип»: гуманитарные девочки с завышенными ожиданиями и дикие мальчики с комплексом кинозвезд, плюс юристы, уставшие от крысиной возни в бесконечных бумагах.

Телепроповедники осмотрительности вторили им: склонные к пижонству мальчики, воспитанные без отцов, и начитанные девочки с глубоким комплексом несостоявшихся монахинь и миссионерок идеально дополняют друг друга в нелегальной группе, для которой любимым способом общения с миром становится насилие.

Школьники эпохи большого рок-н-ролла, они запретили себе «взрослеть» и «мудреть» т.е. постепенно становиться теми, над кем ты смеялся и кого ты презирал, будучи подростком. «Взросление» это лишь социальный конструкт, проложенные властью рельсы, и никто не обязан по ним ехать в указанную сторону.

Влиятельная журналистка Ульрика Майнхоф не так уж долго думала, прежде чем перейти от слов к пулям. Была в её журнале «Конкрет» такая рубрика «Журналист меняет профессию».

Покончив с легальной жизнью, Майнхоф просила арабских товарищей поместить её детей в палестинский лагерь для беженцев. Такая среда представлялась ей во много раз прогрессивнее, чем обычная немецкая буржуазная семья. В итоге её близнецы оказались в коммуне сицилийских анархистов, живущих рядом с Этной. Каждый день после утренней медитации они могли наблюдать вулкан, в кратер которого кинулся философ Эмпедокл, любимый герой Гельдерлина. Фридрих Гельдерлин, один из главных голосов немецкого романтизма и натурфилософии, был прямым предком Майнхоф, а значит и её дочерей. Написав всё, что хотел, он бросился в кратер безумия и отказался от всех привычных связей с людьми. Его другом со студенческих лет был Гегель, прямой предок Гудрун Энслин, с которой Майнхоф создала «базовую вооруженную группу». Одно время в университете Гегель и Гельдерлин даже жили в одной комнате. Из этого получился бы успешный постмодернистский роман, если бы симпатия к «вооруженным группам» всю жизнь не отвлекала меня от успеха такого рода.

На похороны Майнхоф пришли четыре тысячи студентов, одевших в знак солидарности черные маски. Они несли траурную ленту с эмблемой RAF и словами: «товарищ Ульрика, революция отомстит за тебя!».

В студенческие годы товарищ Ульрика состояла в «Братстве святого Михаила». Позже возглавила «Комитет против ядерной смерти» и, выйдя замуж за известного публициста Клауса Релля, родила ему двойняшек. В их доме паслись шумные экологи и пацифисты. С их точки зрения, вероятность экологического кризиса и призрак ядерной войны без победителей делают всех нас гражданами мира. Примкнула к подполью, когда ей было едва за тридцать.