Марксизм: не рекомендовано для обучения

Иными словами, развитие общества - это прежде всего история борьбы классов, в данном случае Лукач опирается на «Коммунистический манифест», но борьба классов для него есть в первую очередь путь пролетариата к самопознанию. То есть через борьбу с другими классами пролетариат познает самого себя.

Надо сказать, что в юности Лукач увлекался христианством, которое у него вполне органично сочеталось с коммунизмом. Именно таким, все еще религиозным, но уже совершенно убежденным в необходимости революции, он предстает перед нами под именем Нафты в «Волшебной горе» Томаса Манна. Про этого героя Томас Манн пишет, что он может доказать вам, будто Солнце вращается вокруг Земли. Действительно, что бы ни говорил Лукач, он безукоризненно логичен.

Итак, пролетариат познает себя. В тот момент, как он познал себя, наступает революция. Тогда пролетариат способен овладеть миром. Трудно не заметить здесь влияния Гегеля, с его абсолютной идеей. Лукача интересует судьба пролетариата не с социологической точки зрения. Ему важен пролетариат, познающий и преобразующий себя в качестве субъекта истории. Кстати, именно через самосознание интерпретирует венгерский философ и понятие диктатуры пролетариата, которая, по его мнению, направлена не только против врагов революции, но в известном смысле и против самой себя.

В старом обществе трудящихся принуждали к дисциплине и порядку эксплуататорские классы. Теперь, когда буржуа и помещики побеждены, дисциплина все равно оказывается необходима. Но пролетариат должен заставить себя сам. Коллективная воля класса - выраженная партией - должна направить его поведение.

Как говорится у Шекспира, каждый из нас - сад, и воля в нем садовник…

Удивительным образом классовое сознание Лукача оказывается похожим на «сверх-Я» доктора Фрейда. Только не на уровне индивидуальной психики, а в масштабах целого класса. Это марксистское «сверх-Я» репрессивное, но необходимое, ибо через его запреты и принуждение формируются правила новой цивилизации, организуется и направляется творческая энергия - не на разрушение старого мира, а на созидание нового.

Самоорганизация через самопознание. Многие марксисты уже в 1920-е годы заявляли, что все это подозрительно напоминает гегелевский идеализм. Но нельзя было отмахнуться от поднятых им вопросов, от темы коллективной рефлексии, социального самоанализа.

Грамши

Если идеи Лукача обсуждались преимущественно среди левых интеллектуалов, то взгляды Антонио Грамши стали чем-то вроде официальной доктрины в Коммунистической партии Италии. Однако его влияние не исчерпывается одной партией или страной. В 1970-е годы - десятилетия спустя после смерти Грамши - его имя стало важным для левой политической мысли на Западе.

В молодости Грамши увлекался идеями прямой демократии и производственного самоуправления, но наибольший интерес потомков вызвали его «Тюремные тетради», опубликованные уже после смерти автора. Текст Грамши представляет собой череду заметок, порой незавершенных, посвященных различным темам. Но для позднейших читателей самыми важными оказались разделы, посвященные демократии, гражданскому обществу, соотношению между политическими партиями и обществом, взаимосвязи между политикой и культурой. Все то, что классический марксизм относил к «надстройке», волновало Грамши чрезвычайно.

В тюрьме им создается собственная, оригинальная теория политического процесса.

Находясь в фашистской тюрьме, Грамши пытался разработать марксистскую концепцию западной демократии, понять природу ее институтов. Не отказываясь от классового анализа, он не удовлетворяется простой констатацией того, что это - буржуазная демократия. Для него важно понять, как она работает, почему эти институты признаются массами трудящихся, как революционерам бороться в демократической системе - не отказываясь от своей принципиальной оппозиционности буржуазному порядку, но одновременно соблюдая ее правила.

На этой основе необходимо выработать политическую стратегию.

Итак, лидер итальянских коммунистов Грамши сидит в фашистской тюрьме, оторванный от своих товарищей, но одновременно освобожденный от необходимости одобрять или осуждать сталинские чистки, процессы 1937 года, изгнание Троцкого и расправу со «старыми большевиками». Время от времени он посылает на свободу письма, которые его друг и руководитель партии в эмиграции Пальмиро Тольятти до времени прячет. Ведь если бы эти письма увидели свет, автора могли бы обвинить в уклоне от генеральной линии Коммунистического интернационала.