Марксизм сегодня. Выпуск первый

Антиэкономизм Пуланцаса привел к абсурдным выводам в отношении одного из наиболее важных элементов сложной современной общественной структуры – прослойки «белых воротничков» (мы сознательно используем этот банальный термин). По мнению Пуланцаса, и их, и тех, кто занят в сфере обслуживания и торговле, следует считать «новой мелкой буржуазией», иначе говоря, составной частью одного класса, в который входит традиционная мелкая буржуазия, производители товаров и торговые посредники, не использующие наемного труда. Суть выдвигавшегося в этом случае тезиса сводилась к тому, что, несмотря на различную сферу приложения сил в экономике, оба эти элемента («белые воротнички» и те, кто занят в сфере обслуживания и торговле) являются носителями аналогичной или сходной идеологии и политики[353]. Абсурдно то, что этот тезис выдвигается с излишней легкостью. Во-первых, если верно, что обе эти весьма отличные друг от друга по отношению к экономическому способу производства категории (из коих одна – порождение развитого капитализма, а другая – социальный выразитель некапиталистического товарного производства, то есть экономической формы, предшествовавшей промышленному капитализму) вырабатывали одну и ту же политику и идеологию, то это не может не свидетельствовать о серьезном изъяне исторического материализма, что заставляет задать вопрос о том, продолжает ли оставаться в силе (и в какой мере) его установка в целом. Между тем Пуланцас не усматривает здесь никаких проблем. Во-вторых, «документация» в поддержку подобной гипотезы состоит всего из нескольких тезисов, суть которых в том, что ни одна из двух категорий не является рупором социалистической или коммунистической революционной идеологии. «Классовое определение» этих двух мелкобуржуазных групп основывается на следующих «главных идеологических признаках: а) идеологических антикапиталистических настроениях с заметной склонностью к реформистским иллюзиям… б) некоторой склонности к отрицанию политических и идеологических отношений… которая, однако, не очень устойчива и может вылиться не в бунт против этих отношений, а скорее, в их перестройку на основе участия», и так в том же роде до пункта г).

Нет нужды уточнять, что эти тезисы не подтверждаются ни единой ссылкой на эмпирическую документацию[354].

Райт критикует Пуланцаса и не принимает ни его «узкого» определения рабочего класса (в него входят только занятые физическим трудом), ни его концепции «новой мелкой буржуазии». Последнюю Райт заменяет концепцией «места, занимаемого этим неоднородным по составу классом» (между буржуазией и рабочим классом). Определение рабочего класса у Райта гораздо шире: в него входят все наемные работники, занимающие места, которые исключают любую форму контроля над денежным капиталом, над постоянным капиталом и рабочей силой[355].

На деле, несмотря на ссылки на «капитал», классовый анализ Райта отражает последовательный разрыв с какой бы то ни было зависимостью от экономической теории капитализма. Ключевым критерием для определения класса является наличие или отсутствие контроля, а не место внутри капиталистического производственного процесса. Иначе говоря, выделить рабочий класс и буржуазию одинаково легко и в государственных, и в частных организациях, не преследующих цели получения прибыли, и внутри капиталистического предприятия.

«В действительности, функциональность этих трех уровней (буржуазии, рабочего класса и „двойственной“ прослойки) внутри политических и идеологических аппаратов может быть достигнута в целом тем же путем, что и функциональность социальных производственных отношений на экономическом уровне. Иначе говоря, положение рабочего класса в обоих случаях предполагает исключение его из контроля над ресурсами, средствами производства и управления и рабочей силой»[356].

Итак, выходит, что в основе всего должна быть исключительно «заинтересованность» в сохранении или разрушении существующего капиталистического общества, а это в корне подменяет мысль Маркса об изменении классового равновесия с заменой способа капиталистического производства. В упомянутом выше исследовании молчаливый отказ от экономической теории Маркса соседствует (без каких-либо переходов, причем в одном и том же томе) с подробным и тонким разбором Марксовой теории кризисов.