Что касается развитых капиталистических стран, то здесь нет ни одного примера мирного пути к социализму. В документах китайских коммунистов мирный путь отождествлялся с парламентским и при этом делались ссылки на доклад Хрущева XX съезду; утверждалось, что подобно тому, как не может быть мирного сосуществования угнетателей и угнетенных, так не может быть и мирного пути к социализму. Мирный путь к социализму допустим как тактический маневр; именно так поступили китайские коммунисты в ноябре 1957 года, приняв соответствующий документ, который они до поры не предавали огласке. Однако завоевание большинства в парламенте еще не означает разрушения государственного аппарата, а теория Тольятти о «структурных реформах» в конечном итоге выливается в иллюзию о том, что, мол, правительство народного фронта, имеющее большинство в парламенте, способно изменить буржуазный характер парламента и власти («Пролетарская революция и ревизионизм Хрущева», 31 марта 1964 года). Революционное насилие – главный закон пролетарской революции: оружие дает власть. А значит, убеждение, что социализм мирно, осязаемо сам продемонстрирует свое превосходство, попросту смехотворно. В самом деле, в письме от 30 марта 1963 года, направленном Центральным Комитетом КПСС Центральному Комитету Коммунистической партии Китая, действительно говорилось, что Советский Союз уже обогнал в экономическом отношении наиболее развитые европейские страны, он занимает сейчас второе место в мире и в ближайшем будущем выйдет на первое место.
Больше всего в китайских документах поражает оценка тех государств, которые освободились от колониального ига с помощью национальных революций, не придерживаясь при этом четко социалистической ориентации. Она отчасти напоминает оценки тех советских документов и особенно решений совещаний коммунистических партий (одобренные также Коммунистической партией Китая), в которых говорилось о «национально-демократических» государствах, идущих по некапиталистическому пути развития. Теперь же в своих речах китайцы нередко говорили о «националистических» государствах, которые не являются ни социалистическими, ни капиталистическими («Два полностью противоположных типа политики мирного сосуществования», 12 декабря 1963 года). Как совершенно очевидно, очень сложно давать однозначную и окончательную оценку явлениям, которые из-за их противоречивости и изменчивости нельзя ограничить рамками одной-единственной концепции. Вдобавок для полемики, которая развернулась внутри коммунистического движения при обсуждении моделей революции, было характерно использование таких марксистских концепций и терминов, которые шли вразрез с основной теорией, на которой строилась традиционная марксистская модель.
Это относится и к основополагающей статье по вопросам стратегии «Да здравствует победа в народной войне!», опубликованной Линь Бяо в сентябре 1964 года и рекомендовавшей военные концепции Мао в качестве общей стратегии мировой революции. Описывая триумфальное шествие китайских коммунистов, Линь Бяо открыто заявлял:
«Буржуазно-демократическая революция, направленная против империализма и феодализма, является в действительности крестьянской революцией… Крестьяне представляют собой главную силу сопротивления; война против японской агрессии была по своей природе революционной войной крестьян»,
хотя ею, несомненно, руководил пролетариат (обращение к марксизму-ленинизму заставляет постоянно прибегать к этой стереотипной формуле, не отражающей действительного положения вещей). Ведь речь тогда шла просто о создании отдельных опорных пунктов, а уж потом – о ведении маневренной войны и, наконец, о создании той народной армии, которая одержала победу во всенародной войне.
«В конечном счете марксистско-ленинская теория пролетарской революции есть теория, которая учит нас захвату политической власти путем революционного насилия, противопоставляя народную войну войне против народа».