Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск второй

«Без сознания необходимости компромисса самый компромисс становится источником новой борьбы и деморализации. Он становится жизненным и содержательным лишь тогда, когда над конкуренцией вполне законных фракционных притязаний ставится обязательный для всех фракций завет единства действий единой партии!»[110].

Но, очевидно, компромисс был невозможен. Причиной тому была не недобрая воля отдельных представителей фракций, а расхождение по существу, вырисовывающееся со все большей отчетливостью.

Ленин вновь повторяет большевистскую интерпретацию революции. Русская революция –

«буржуазная в смысле ее общественного экономического содержания. Это значит вот что: задачи данного, происходящего теперь в России, переворота не выходят из рамок буржуазного общества. Даже самая полная победа современной революции, т.е. завоевание наиболее демократической республики и конфискация всей помещичьей земли крестьянством, нисколько не затрагивает основ буржуазного общественного строя»[111].

Но из этого общего с меньшевиками положения «вовсе еще не следует вывода, будто главным двигателем или вождем революции является буржуазия»[112], как хотелось бы меньшевикам, потому что революция происходит в то время, когда «пролетариат уже начал сознавать себя особым классом и объединяться в самостоятельную, классовую организацию. При таких условиях пролетариат пользуется всяческим завоеванием демократии, пользуется каждым шагом свободы, чтобы усиливать свою классовую организацию против буржуазии»[113], так же, как, с другой стороны, «антагонизм буржуазии и пролетариата заставляет буржуазию стремиться сохранить известные орудия и учреждения старой власти, чтобы применять эти орудия против пролетариата»[114]. Вот свидетельство классической ленинской политики «класса против класса», для которой демократия и свобода являются средствами укрепления «диктатуры». Но чьей диктатуры? И тут возникает крестьянский вопрос, при освещении которого Ленин делает одно важное уточнение по поводу отношений между крестьянством и партией.

Ленин дает объяснение специфическому механизму русской революции, делая акцент на невозможности какого бы то ни было сотрудничества пролетариата с либеральной буржуазией в их общей борьбе против абсолютизма. Не только ввиду вышеназванных противоречий, особенно в России, но потому, что «крупнейшей особенностью этой революции является острота аграрного вопроса», – именно этот вопрос, «т.е. борьба крестьян за землю против помещиков, оказался одним из оселков настоящей революции»[115]. Отсюда опять-таки следует, что «буржуазия не может быть ни главным двигателем, ни вождем революции» и что революцию «довести до конца, т.е. до полной победы, в состоянии только пролетариат». И все же

«эта победа может быть достигнута лишь при том условии, если пролетариату удастся повести за собой большую часть крестьянства. Победа современной революции в России возможна только как революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства»[116].

До сих пор Ленин предельно ясно излагает свою схему революции. Но вопрос заключается в том, как будет осуществляться эта «диктатура» – не по отношению к обществу (Ленин уже недвусмысленно заявил, что речь пойдет о неограниченной власти), а по отношению к двум членам коалиции, призванной осуществлять диктатуру. Если у пролетариата имеется своя собственная партия, может ли идти речь о коалиции с другой, крестьянской партией? Подобную возможность Ленин, безусловно, рассматривал, но в данный момент, перед лицом неизбежных «колебаний крестьянства и крестьянских демократических партий», он утверждает, что «социал-демократия ни на минуту не должна смущать себя боязнью изолировать себя от подобных колебаний» и должна разъяснять крестьянству, что «только рабочая партия является действительно надежным, до конца верным защитником интересов не только социализма, но и демократии, не только всех трудящихся и эксплуатируемых, но и всей крестьянской массы, борющейся против крепостнической эксплуатации»[117].