Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

Это предложение не следует рассматривать как перенесение русского опыта: большевистская партия той поры имела в своем руководстве меньше рабочих, чем партии Германии, Франции и Чехословакии. Речь шла просто об одном предложении, содержавшемся в «Завещании» Ленина: расширить Центральный Комитет на несколько десятков членов, главным образом за счет занятых в производстве рабочих. В этой связи мог иметь значение также тот факт, что во время дискуссий в партии в конце 1923 года студенты в большинстве своем приняли сторону Троцкого, который не нашел поддержки у руководителей из рабочих. Словом, из формулировок Ленина и Зиновьева следовало, что ориентация на увеличение числа партийных работников из рабочих еще не затрагивала руководящей верхушки – членов центрального руководящего ядра (в русской партии в 1924 году было 13 членов и кандидатов в члены Политбюро). Установка на формирование новых руководящих кадров из рабочих и крепкие рабочие традиции в экономически зрелых странах привели к тому, что во главе некоторых коммунистических партий оказались бывшие рабочие (Тельман, Готвальд, Поллит; наиболее выдающийся пример – Торез, которого представляли как рабочего до конца его жизни). Однако это не помешало тому, что целый ряд рабочих-руководителей был исключен из партии (Монатт, Брандлер, Репосси). С другой стороны, расширение Центрального Комитета большевистской партии за счет включения большего числа рабочих не привело к тому, на что надеялся Ленин, – не остановило бюрократизации. Аналогичное явление имело место и в других коммунистических партиях.

4. Большевизация в идеологической сфере

И в сфере идеологии конфликты в руководстве большевистской партии, имевшие место еще накануне смерти Ленина, сужали сферу для дискуссий. В тезисах V конгресса Интернационала о пропагандистской деятельности Коминтерна и его секций Ленин был назван «воплощением ортодоксального марксизма», и было принято определение ленинизма, данное Сталиным в 1924 году[1230]. Провозглашение ленинизма единственно возможным марксизмом современности сопровождалось решительным осуждением «люксембургианства» и «троцкизма». В этой связи в тезисах о большевизации 1925 года ставился акцент на необходимости уделять соответствующее внимание идеологии, однако формулировка носила «оборонительный» характер:

«Все, что отклоняется от ленинизма, является отступлением и от марксизма. Равным образом необходимо решительно бороться со всеми отклонениями от ленинизма в области так называемой „чистой теории“ – философии, политической экономии и т.д. Недостаточное внимание к теории, замечающееся в ряде партий, служит крупнейшим препятствием к подлинной большевизации Коммунистического Интернационала. При „терпимом“ отношении к теоретическим уклонам и т.п. не может быть и речи о подлинной большевизации партий. Овладение теорией ленинизма есть предпосылка успешной большевизации партий. Особенно опасный уклон от ленинизма представляет троцкизм – разновидность меньшевизма, сочетающая „европейский“ оппортунизм с „леворадикальной“ фразой, зачастую прикрывающей политическую пассивность. Троцкизм – это не единичный уклон в сторону меньшевизма, это – многолетняя система борьбы против ленинизма, троцкизм – это также не только русское явление, это – явление международного порядка. Осуществить ленинизм в Коммунистическом Интернационале – это значит разоблачить троцкизм во всех партиях и ликвидировать его, как течение»[1231].

Подобная «забота о теории» не была, конечно, благоприятной почвой для развития политической мысли. Это обнаружилось, например, во время дискуссии по программе Интернационала, которая продолжалась в течение почти всех 20-х годов. И действительно, в ходе того же десятилетия создалось как само понятие программы, так и возможность ее обсуждения.