Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

«Изгнав кадетов из Учредительного собрания, Троцкий просто последовал примеру [английских] индепендентов, но действовал намного умереннее якобинцев. Закрывая эсеровские и меньшевистские газеты, он ведет себя точно так же, как Керенский вел себя в отношении большевистских газет, когда министрами были Чернов и Церетели».

Личные симпатии Бауэра, как писал он Каутскому, всегда были на стороне группы Мартова и «никогда» на стороне большевиков, но ответственность за то, что «пролетарская революция в России смогла произойти только в форме большевистского восстания», падала на бóльшую часть меньшевиков, которые не послушались даже Мартова. Поскольку большевики, несомненно, являлись выразителями интересов российского пролетариата, постольку, как утверждал он, «наш долг поддерживать их хотя бы нашей солидарностью», направляя по возможности внимание немецких рабочих на «социальный аспект событий в России, на их значение для классовой борьбы»[119].

Однако ни понимание, ни солидарность не помешали Бауэру трезво взглянуть на «иллюзии… методы и теоремы» большевиков. В феврале 1918 года он провел свой первый анализ большевистской диктатуры[120] с позиции, как он гордо заявил, «марксистского центра», представленной в России меньшевиками-интернационалистами группы Мартова и «Новой жизни», которые объединились вокруг Максима Горького и Николая Суханова. Большевики, которые представляли лишь «меньшинство русского народа», захватили власть благодаря военной силе Красной Гвардии и армии и сумели сохранить ее в борьбе с «враждебным большинством» только «репрессиями», закрытием газет, арестом руководителей оппозиционных партий и роспуском Учредительного собрания. Таким образом, большевики повторили, но уже в более широком масштабе «огромной России», то, что за 15 лет до этого пытались сделать в рамках своей партийной организации, внеся в программу положение, требующее установления «диктатуры революционного меньшинства над еще колеблющимся, не обладающим опытом и находящимся в состоянии замешательства большинством». В результате возникло Советское государство, которое передало власть в руки промышленных рабочих и солдат и, отвергнув демократическую парламентскую республику как «мелкобуржуазную», лишило буржуазию, мелкую буржуазию и большинство крестьянства какого бы то ни было политического веса. Бауэр писал, что отказ большевиков от демократии имел прецедент во Франции в 1848 и 1871 годах, когда французский пролетариат, также представлявший меньшинство населения, воспротивился парламентской демократии, боясь поражения при голосовании из-за крестьян, поддерживавших буржуазию.

Российское Советское государство было, таким образом, по словам Бауэра, «идеальным [исторически] государством революционного пролетариата, необходимым в стране, где пролетариат пока еще представляет меньшинство». Его экономической параллелью был организационный принцип «рабочего контроля», обусловленный тем, что «в стране, где рабочие составляют меньшинство, они не могут подчинить своей власти все сообщество, а с его помощью и промышленность». В той обстановке, которая сложилась во Франции в 1848 и 1871 годах, а также в послеоктябрьской России, когда пролетариату, хотя и находящемуся в меньшинстве, временно удалось захватить власть, социализм, как утверждал Бауэр, должен был резко отличаться от социализма в Центральной и Западной Европе. Классовые организации пролетариата – такие, как местные органы власти или Советы, – должны были объединиться против демократии тем же способом, каким рабочий контроль над промышленностью в лице профсоюзов выступал против социалистического подчинения промышленности всему демократическому «сообществу».