Марксизм во времена Маркса

История утверждения этих терминов является в некотором роде зеркальным отражением роста популярности марксизма, а затем его внутренней дифференциации. Термины входят в предпочтительный лексикон социалистов, и их употребление становится обязательным на рубеже веков. Их официальное признание соответствует строго определенному историческому моменту – моменту окончательного размежевания и разрыва между социал-демократией и анархизмом, систематизации положений марксизма и превращения его в цельную теорию, обособления марксистской школы от всех других социалистических течений и утверждения ее политической гегемонии во II Интернационале. Сплочение под знаменами марксизма международной социал-демократии, переживающей период подъема, бурного роста, но одновременно и полного преобразования, приводит вместе с тем к кризису, вызванному Бернштейном. С легкой руки Т. Масарика современники будут говорить о «кризисе марксизма», или «кризисе в марксизме». Одним из последствий этого кризиса, порожденного возникновением ревизионизма, явились в особенности стабилизация в употреблении обоих терминов, а также совершенно неожиданный рост их известности и распространения. Но кризис обнаружил также двусмысленность этих понятий, включающих в себя зачастую противоположные ориентации и устремления. «Марксизм» разделяется на враждующие школы, и терминология тоже претерпевает многочисленные изменения. Отныне «марксизм» будет сопровождаться каким-то отличительным определением; такие определения в совокупности образуют целый набор этикеток. Так, марксизм будет фигурировать как «подлинный» и «ложный», «узкий» и «широкий», «ортодоксальный» и «революционный», «догматический» и «творческий». Но тем самым термин оказывается наполненным совершенно разным содержанием и в конечном счете обозначает противоречащие друг другу направления и интерпретации, единственным общим знаменателем которых остается исповедание веры в Маркса или хотя бы просто какая-то ориентация на него. С этого момента следовало бы говорить не о марксизме вообще, а применять множественное число: марксизмы.

Гарет Джонс. ПОРТРЕТ ЭНГЕЛЬСА

После смерти Энгельса в Лондоне в 1895 году всегда бывало крайне трудно дать верную и взвешенную оценку того места, которое он занимает в истории марксизма. Энгельс был одновременно признанным основателем исторического материализма и первым – а также наиболее влиятельным – из философов и интерпретаторов марксизма. И тем не менее, по крайней мере с момента кризиса II Интернационала, его неизменно рассматривали либо как верного соратника Маркса, либо как уклониста – фальсификатора истинно марксистского учения. Живучесть этой бесплодной альтернативы объясняется, конечно же, не недостатком серьезных исследований, которые могли бы послужить основой для более творческих выводов. Напротив, Энгельсу посвящена одна из лучших научных биографий XX века – книга Густава Майера, явившаяся результатом более чем тридцатилетних изысканий автора, не имеющего себе равных в области знания истории рабочего и социалистического движения в Германии прошлого столетия[281]. Работа Майера, однако, мало изучалась, хуже того – оставалась практически неизвестной вплоть до переиздания около десяти лет тому назад. Ученые-коммунисты отнеслись к работе пренебрежительно по той причине, что Майер не был марксистом (он просто задался целью скрупулезнейшим образом аналитически воссоздать жизнь Энгельса, лишь в очень немногих случаях решаясь на высказывания собственных суждений). Но своей незадачливой участью книга обязана также времени своего выхода в свет: первый том был издан в 1918 году, когда внимание немецких социалистов было поглощено окончанием войны и последовавшими за нею событиями; второй появился в конце 1932 года и почти сразу же попал под запрет нацистов, пришедших к власти. Даже в немецкоязычных странах книга почти с момента издания превратилась в библиографическую редкость; на другие языки она переводилась в сильно сокращенном виде. Да и в послевоенное время ею располагал лишь ограниченный круг исследователей-специалистов.

1. Участь «сотрудника» Маркса

И все же односторонность большей части современных суждений об Энгельсе объясняется не только и даже не столько злоключениями этой майеровской биографии. В самом деле, с конца первой мировой войны, если не раньше, оценка личного вклада Энгельса в развитие марксизма превратилась в чрезвычайно острую политическую проблему. После периода непререкаемого авторитета (со смерти Маркса до 1914 года) репутация Энгельса пострадала сначала от критических нападок левого революционного крыла II Интернационала, а затем в эпоху III Интернационала от критики некоммунистов или антикоммунистов.