Марксизм во времена Маркса

Это наблюдение лишь частично отражает многообразные интерпретации толкований этого термина. Бернштейн отмечает в разгар дискуссии о ревизионизме: «Под термином „марксизм“ подразумевается не только научная теория, но и политическая доктрина». Этим отчасти объясняется употребление термина в политическом языке начала столетия в двояком смысле: во-первых, в узком смысле, имеющем в виду теорию Маркса и научный социализм; во-вторых, в гораздо более широком значении – не только теория Маркса, но и вклады в нее его последователей; в понятие марксизма включается также весь идеологический арсенал рабочих партий. Безграничное расширение термина приобретает, следовательно, в конечном счете форму отождествления марксизма с социал-демократией, и в частности с Социал-демократической партией Германии.

С другой стороны, обращение к терминам «марксист» и «марксизм» весьма различно в плане употребления их разными лидерами и ведущими теоретиками в разных странах. Подобно Каутскому, русские марксисты, и прежде всего Ленин, принимают практику, уже распространенную в России, и с 90-х годов широко используют эти термины. В легальной печати они определяют себя как «марксистов», объявляют своей целью развитие «марксистской точки зрения», выступают с позиций марксизма против народников, которые пытаются завладеть Марксам, чтобы использовать его против социал-демократии. Роза Люксембург, напротив, на рубеже двух столетий более скупа в применении указанных терминов и предпочитает говорить о «научном социализме» и «социал-демократии». Было бы неверно, однако, делать какие-либо поспешные выводы на основании частоты употребления этих терминов. Проблема здесь не может быть решена путем квантификации тех или иных словообразований, ибо она связана как с контекстом и идейно-политическими условиями, так и с личным стилем авторов, манерой их выражения, их специфическими представлениями об идейно-теоретической деятельности. Например, в такой стране, как Россия, где марксизм попадает на почву, взрыхленную множеством социалистических учений и направлений, так или иначе отмеченных печатью влияния Маркса, относительно раннее применение термина объясняется стремлением к самоопределению и отмежеванию в качестве четко различимого политического и теоретического течения. Но как только различные тенденции обрисовываются внутри самого «марксистского» лагеря, сразу же возникают различные политические термины – помимо уже существовавшего ранее определения «легальные марксисты», – не привязанные к имени конкретного лица: экономизм, большевизм, меньшевизм, ликвидаторство и т.д.

В Германии, где марксизм стал официальной идеологией СДПГ, он формально занял господствующие позиции в теоретической сфере партийной деятельности, и различия с этого времени выражаются в названиях течений: ревизионизм, ортодоксия, левый радикализм и т.д. Более того, пример СДПГ может служить указанием на наличие более общей тенденции: с того момента, как марксизм завоевывает гегемонию в международном рабочем движении, личностные обозначения тяготеют к тому, чтобы уступать место эпитетам общего характера, характеризующим существование несогласных друг с другом течений внутри II Интернационала.

Причины успеха указанных неологизмов связаны с пользой от их применения. В процессе, выходящем за рамки очерченной Марксом перспективы и в то же время соответствующем тем целям, которые ставили перед собой марксисты, основывая I Интернационал, эти неологизмы оказываются полезными инструментами. По мере того как происходят сдвиги в их значении, польза и выигрыш от их применения быстро становятся очевидными для тех, кого обозначили этими понятиями их противники. Присвоенные и отстаиваемые «марксистской школой», поднятые ею, подобно знамени, термины «марксист» и «марксизм» выполняют роль опоры, отправной точки зрения, средства отождествления и размежевания. Но прежде всего они олицетворяют некую универсальную идеологию и всеохватывающее знание, рассматриваемое одновременно как метод, как мировоззрение и как программа действий.