Марланский квест (СИ)

— А ты бы у колодца и спросил. — Усмехнулся старик, и в словах этих, мне снова послышалась какая-то недосказанность. Еще бы мнительней, и угроза.

— А он отвечает? — Продолжал я играть дурака. — Много я чудес в жизни видел, но, чтобы дым без огня, это впервые.

— А это и не дым вовсе, — усмехнулся умный дворник.

— А что? — Насторожился я, готовый в любой момент услышать самый страшный секрет, однако тут меня постигло разочарование.

— А вот это. — Палец мужичка уперся туда, куда устремлялся черный указующий перст колодца забвения. — Может тебе поведать только сам Оракул, да старший ловчей сотни, господин Ким.

«— Слежу за жгучим интересом,
За многолетним давним боем.
Во мне воюют ангел с бесом,
А я сочувствую обоим.»

Строчки эти, губермановские, вроде бы простые, всплыли в моем мозгу не с того не с сего и тут же были произнесены мной с какой-то вымученной, задумчивой интонации.

— Ай краснобай, — не знакомый с земной поэзией умный дворник, одобрительно зацокал языком. — Ай гладко стелешь. Ну что-же, приходи завтра к колодцу забвений, ловчие Кима поймали двух степных лазутчиков. Там то ты, как раз на рассвете, в колодец и заглянешь.

— День явно не задался. — Амир в который уже раз попробовал веревки, сковывающие его запястья и лодыжки, однако хитрые узлы не собирались поддаваться. Когда бойцы принялись вязать путешественников, Барус попытался применить метод Гуддини, о котором сам иллюзионист неоднократно рассказывал журналистам. Данная метода позволяла ему выпутываться из самых прочных оков, и тем выходить победителем, а заодно делать кассовые сборы. Впрочем, сам метод был прост, и хлюпикам не подходил. Тут требовалась выдержка, самоконтроль, и по возможности мускулатура. В ходе связывания Гарри Гуддини напрягал мышцы, а затем расслаблял их, пользуясь получившимся в результате манипуляции зазором между веревкой и кожей. Дальше конечно шло дело техники, но главное было выиграть эту пару миллиметров. Однако толи ловчие знали о приемах великого земного иллюзиониста, толи собаку съели на хитрых «супчиках» вроде почтенного советника, однако веревки легли так ровно, что даже волосок продернуть было нельзя.

— День явно не задался, — вновь повторил Амир, и откинувшись на каменную стену темницы, с сомнением огляделся вокруг. Земляной пол, толстые прутья решетки под самым потолком, до которых без посторонней помощи невозможно было дотянуться, да безучастный вид Суздальского, который, походе плюнув на все, и оставив жалкие попытки развязать руки, посапывал в углу.

Обиженный таким невниманием товарища, советник развернулся и аки червь, читай на брюхе, добравшись до спящего товарища, от души лягнул его связанными ногами.

— Поубиваю. — Пообещал проснувшийся полковник, и мутным от красной пелены бешенства и сна глазами, впился в нежданного обидчика.

— Это нас поубивают. — Ехидно пообещал Барус, довольный откатываясь в сторону. — Пока ты тут дрыхнешь. От храпа вон, потолок трясется.

Суздальский с сомнением посмотрел на нависающий над ним потолок из гранита и усомнившись в собственных акустических способностях, поделился.

— Тварь ты, Амир. Не дашь ведь перед казнью выспаться. Вот поведут тебя на эшафот, набросят петлю на шею, а у тебя тени под глазами. Мы же, русские офицеры, при любых обстоятельствах должны выглядеть достойно.

— Не дрейфь, — попытался успокоить товарища Амир, — если бы Зело Ким желал бы нашей смерти, он давно бы это сделал. У горного народа рука на расправу ой как скора. Да и потом, зачем занимать место в темнице, тратить на нас такие замечательные веревки, и возможно кормить. Сплошные убытки.

И действительно. Едва последнее слово Баруса растаяло в воздухе, как кто-то завозился за дверью, послышалось движение тяжелого засова и темницу разрезал пополам солнечный луч.

— Пленники, к командиру. — Брякнув бляхами на груди в темницу ступил воин и хищно оглядевшись, постарался придать своему облику как можно больше внушительности. Иными словами, парень рисовался, и откровенно нервничал. Годов тому войну было не больше двадцати, он был юн, смел и потому слегка глуповат. Мнение окружающих явно значило для него больше, чем правила безопасности. — Пленники! — Вновь произнес стражник и с некоторым смущением взглянул на связанных по рукам и ногам пришлых.

— Мы бы рады, мил человек. — Оценил шутку полковник, — однако в связанном состоянии ходить не получается.

На лице стража отразилась мучительная внутренняя борьба и явно не придя не к одному из возможных решений, он ретировался со словами.

— Сейчас старшего приведу. Он и решит. — Произнеся эти слова, страж с облегчением удалился в коридор, даже не потрудившись закрыть дверь. Цокот подков на ботах ознаменовал его поспешное отступление, но возможности бежать не дал, так как тут же послышались размеренные шаги высокого начальства и на пороге темницы появился умудренный годами горец с ровной, будто лопата седой бородой и большим количеством нашивок на груди.