– В кондитерском магазинчике Штраусов, через два дома.
– Знаю такой, – кивнул головой Нацу. – Ну, ладно, пока. Созвонимся.
– Пока… – девушка осторожно закрыла дверь, словно та была хрустальная. В тот же момент лампочка в коридоре странно затрещала, пару раз мигнула и погасла. Люси прислонившись спиной к стене, медленно съехала по ней на пол, уткнулась лицом в колени и тихо, горько заплакала.
========== и… ==========
Нацу пропал. Он не приходил и почти не звонил, а в телефонных разговорах ограничивался короткими, почти ничего не значащими фразами и быстро отключался, ссылаясь на занятость, обещая в скором времени перезвонить, но так и не перезванивая. Люси не сердилась и старалась без особой необходимости не тревожить Драгнила, потому что не считала себя вправе на чём-то настаивать, а уж тем более обижаться. Они ведь просто друзья (по крайней мере, так считал молодой человек, а своё мнение относительно их отношений Хартфилия старательно держала при себе), не влюблённые и не пара, поэтому вполне естественно, что у молодого человека вполне могла быть, да и наверняка была, своя жизнь, которая никаким боком не касалась художницы. А Люси… Люси должна была теперь научиться жить без него.
Например, самой менять эти ненавистные лампочки. Пришлось купить стремянку, потому что с табуретки она не доставала до висевшего под самым потолком цоколя. Или вызвать слесаря, чтобы починить кран на кухне, до которого у Нацу так и не дошли руки. Или купить новую чашку – из своей половинки Инь-Янь она теперь пить не могла. Девушка приобрела с десяток кружек: в синий горошек, с цветочками, без рисунка, даже с вполне симпатичной коровой… Но всё было не то. Отчаявшись, Хартфилия, в конце концов, остановила свой выбор на обычном, без всяких изысков стакане и вздохнула с облегчением – только в нём чай не казался противным или безвкусным.
Что же касается зачёта, Люси сдала его без проблем. Господин Джона весьма обрадовался её появлению, отложил свои дела и углубился в изучение рисунков. Минут через пятнадцать он попросил художницу разложить работы в том порядке, в каком они были нарисованы, и снова надолго замолчал, буквально пожирая глазами каждый сантиметр бумаги.
– Потрясающе!.. – выдохнул он, наконец. – Просто потрясающе! Давно я не видел в работах своих студентов столько чувств, столько страсти. Вы удивительно талантливы, дорогая! Обязательно развивайте это в себе. Но уже сейчас могу сказать – вас ждёт большое будущее, если не будете относиться к работам, даже академическим, формально. И, кстати, где вы нашли такого натурщика? Весьма интересный молодой человек.
– Это мой… друг, – Хартфилия сжалась, ожидая каких-то ненужных расспросов, но Ридас, занятый рассматриванием рисунков, не заметил ни странной запинки в её ответе, ни дрогнувшего голоса, ни помрачневшего лица.
– Я так понимаю, он не профессионал? Это даже придаёт ему некий шарм. Спросите у него, не захочет ли он попозировать нам здесь. Я понимаю, не все способны обнажиться перед большой аудиторией, но люди подчас такие оригиналы…
– Хорошо, – внутренне обмирая, кивнула девушка. – Я спрошу, хотя не уверена…
– Вот и замечательно, – не дослушал её господин Джона. – Давайте зачётку. И помните: вам обязательно надо рисовать, развивать свой талант.
Люси лишь молча протянула ему зелёненькую книжечку. И как послушная студентка постаралась исполнить просьбу преподавателя: через пару дней, собравшись с духом, она позвонила Драгнилу – напомнить про забытый им шарф (как они не заметили, что Нацу в последний день ушёл без него?) и озвучить просьбу Ридаса. Парень, хмыкнув, отметил необычность предложения и то, что никогда не рассматривал себя в этом качестве, но сказал, что подумает.
А вот с рисованием неожиданно возникли проблемы – художница больше не могла заниматься любимым делом. Причём в прямом смысле: стоило взять карандаш или кисточку, и вскоре руку начинало ломить, а потом и простреливать сильной болью от плеча до локтя. Люси немедленно обратилась к врачу. Тот, выслушав сбивчивый рассказ девушки, нашёл только одно объяснение:
– Скорее всего, вы просто устали, слишком много рисовали в последнее время. Вам нужно отдохнуть, хотя бы несколько дней, а потом уже стараться не перетруждать руку.
Хартфилия послушно выполняла все рекомендации, но лучше от этого не стало. Если физическое здоровье потихоньку восстанавливалось, и через неделю она могла рисовать хотя бы по пятнадцать минут в день, то с головой, а, вернее, с вдохновением, явно было что-то не то. Ни одной новой идеи или сюжета для рисунка не посетило художницу за те две недели, что прошли с последнего сеанса. Устав бороться с собой, буквально по капле вытягивая из закромов памяти какие-то полузабытые образы, чтобы написать хоть что-то, девушка вернулась к обычным натюрмортам. Однако это тоже не сильно помогло – работы выходили плоскими, неживыми, словно она впервые в жизни взяла в руки карандаши или краски.