Мармион. Повесть о битве при Флоддене

Дом был вполне достаточным для моих нужд, а также для приема небольшого числа гостей. Расположение его необычайно красиво: он стоит на берегу прекрасной реки, воды которой весьма благоприятны для рыбной ловли, и окружен остатками девственных лесов и холмами, изобилующими дичью. Что касается общества, то мы жили, согласно прочувствованной фразе Писания, «среди своих» и, так как расстояние от столицы составляет всего тридцать миль, были вполне досягаемы для наших друзей из Эдинбурга, где мы проводили пять или шесть месяцев в году, когда шли зимние и летние судебные сессии.

Примерно тогда же в моей жизни произошло важное событие. Из влиятельных сфер мне подали надежды, обещая избавить меня от тревоги и беспокойства, кои в ином случае я бы ощущал как человек, от неверных средств которого зависит процветание семьи и чье положение тем менее устойчиво, что он в той или иной степени зависит от благосклонности публики, всегда, как известно, капризной; правда, только справедливо будет добавить, что я на себе этого не испытал. Мистер Питт, обратившись к моему близкому другу, достопочтенному Уильяму Данбару, ныне лорду-канцлеру Шотландии, выразил желание, чтобы мне при случае оказали необходимую поддержку; и, поскольку мои намерения были обращены скорее к будущему, нежели к обеспечению своих потребностей в настоящее время, удобный случай мне помочь скоро представился. Один из так называемых Главных клерков Судебной Коллегии (а они являются официальными лицами, занимая важные и ответственные посты и пользуясь определенным доходом), который прослужил свыше тридцати лет, почувствовал в связи с преклонными годами и сопутствующей этому возрасту глухотой желание оставить официальный пост. Согласно тогдашнему закону, такому лицу полагалось договориться с будущим преемником, который получал его место при условии, что он либо выплатит сразу изрядную сумму денег своему предшественнику, либо в течение всей его жизни будет отдавать ему известный процент своего дохода.

Мой предшественник, заслуги которого были чрезвычайно велики, выговорил себе пожизненный доход, с тем чтобы я получал вознаграждение после его смерти, а обязанности, связанные с должностью, начал выполнять немедленно, сняв с себя свою должность в суде. Мистер Питт, однако, в это время скончался, его министерство распустили и заменили другим, известным под названием: Министерство Фокса и Гренвилла.

Мое дело настолько продвинулось, что мое назначение лежало в канцелярии, подписанное его величеством, но из-за поспешности или же по ошибке интересы моего предшественника не были, как принято в этих случаях, оговорены в бумаге. А поэтому, хотя требовалось всего только уплатить вступительный взнос, я при этих обстоятельствах не мог по совести принять свое назначение, поскольку, случись мне умереть раньше джентльмена, место которого мне надлежало получить, он мог потерять свое законное обеспечение, уже оговоренное.

Я имел честь повидаться по этому вопросу с графом Спенсером, и он самым любезным образом дал указания составить документы так, как и предполагалось первоначально; добавив, что, так как дело это получило королевскую санкцию, он видит только акт справедливости в том, что охотно сделал бы и в качестве одолжения. Я ни разу не виделся с мистером Фоксом ни по этому вопросу, ни по каким-нибудь другим, никогда я не обращался к нему ни с какими просьбами; понимая, что, поступи я таким образом, я мог бы заставить предположить, что исповедую политические взгляды, противоположные тем, каких всегда придерживался. Однако, если бы речь шла о нем как о частном лице, я не смог бы назвать человека, одолжением которого я гордился бы больше, когда бы он оказал мне такую честь.

По этому уговору я должен был получить после смерти моего предшественника вознаграждение, вполне соответствовавшее моим желаниям; однако, поскольку пять или шесть лет спустя закон о содержании престарелых чиновников изменился по сравнению с теми правилами, которые требовали договоренности с лицом, занявшим место впоследствии, мой коллега воспользовался преимуществами этого изменения и, приняв пенсию, положенную ныне в подобных случаях, великодушно предоставил мне получать жалованье.

Однако, хотя я и приобрел в то время определенный доход, дававший мне надежду на спокойную пристань в старости, я не избавился от некоторой доли тревог и треволнений, вызванных враждебными течениями и приливами, какие так часто встречаются в продолжение нашего путешествия по жизни. В самом деле, публикация следующего моего поэтического опыта была значительно ускорена одной из тех несчастных случайностей, которых невозможно ни избежать, ни предвидеть.

Я принял благоразумное решение вложить в мои произведения немного больше труда, чем доселе в них вкладывал, и не хотел снова слишком поспешно объявлять себя кандидатом на литературную славу. Соответственно с этим решением некоторые части поэмы, которая в конце концов получила название «Мармион», отрабатывались с великим тщанием, хотя прежде я редко проявлял подобное рвение.