Мармион. Повесть о битве при Флоддене

Могу ли враз с великой тенью

Расстаться, если тема эта

Еще звучит в душе поэта?

Бег вдохновенья не унес

Дань восхищенья, грусти, слез.

О, если б я все чувства мог

В один весенний влить поток!

Но нет, увы, давно уж поздно…

Все призраки ушедших дней

Растают, как узор морозный

При свете утренних лучей:

Исчез готический портал,

И камень гробовой пропал,

И только хора долгий звук

Стихает медленно вокруг…

Вновь — одинокая долина,

И мрачных пастбищ седина,

И ферма за оградой длинной

Так молчалива и черна.

Вон — роща дикая, и в ней

Я слышу голоса детей…

Их крик промчится и замрет,

Растает в шуме темных вод.

Так мне природа говорит,

Иная песнь в тебе звучит —

Тебе с натурою твоей

Не петь героев и вождей,

А слушать ветер средь полей,

Да шорохи нагих ветвей,

Бросать тростинки в темный Твид

Под звуки песни, что кружит

Вдали, качаясь на реке,

Когда с ведерком налегке

Спешит молочница домой,

Или сидеть за той межой

Да слушать, как старик-пастух

Ведет неспешный свой рассказ

И опасается подчас

Легендой утомить твой слух:

Наивно думает старик

О том, что будет вдруг она

И неискусна и скучна

Тому, кто «знает все из книг».

Но ты, мой Роуз, ты мог бы всем

Сказать, как много ты читал

Романов, повестей, поэм,

Где дух народный оживал!

Ты сам бывал по-детски рад

Старинной музыке баллад…

И чувства, оттесняя разум,

Владеют нашею душой,

Когда мы слышим вновь рассказы

О рыцарях в броне стальной.

Ведь древних песен власть сильна, Ведь барда прежнего струна

Сильней, чем времени рука,

И ведь поныне нам близка

Та песнь, в которой Ланселот

Беседу с мертвецом ведет,

Презрев могучих духов власть, Когда его к Джиневре страсть

Зовет в неведомую даль

И ищет он Святой Грааль…

Но лишь во сне мог видеть он

Святую чашу вновь и вновь:

Ведь рыцарь не был причащен,

И беззаконная любовь

Мешает подвигам святым!..

И вот Тарквиний гордый с ним

Сразился… Рыцарь победил,

Всех пленников освободил…

Да был ли в Англии поэт,

Что презирал сказанья? Нет!

Их Мильтон ввел и в рай, и в ад, И Спенсер был их блеску рад,

И Драйден был уже готов

Воспеть все тот же Круглый Стол, Но грубый королевский двор

Принудил барда (о, позор!)

Писать поденщину за плату!

И вот пришлось лауреату

Придворной черни угождать,

В их вкусе пьесы сочинять,

Так свой талант губя и профанируя, Он занялся никчемною сатирою!

Но, славой тех имен согрет,

Дерзнет и нынешний поэт,

И на ристалище романа

Он хочет преломить копье,

Найти убежище твое,

Дух рыцарства! Тот замок странный, Где силой злого талисмана

Ты погружен в волшебный сон,

Пока злодействуют тираны

И мир неправдой покорен!

Пусть арфа Севера пробудит

Тебя от векового сна

И в странствиях тебя она

Сопровождать бессонно будет!

Она с тобою в путь спешит,

Тебе вручив копье и щит!

Да оживут меч, шарф, плюмаж,

Колдунья, великан и паж,

Волшебник в призрачной стране, Дракон и дева на коне,

Под сенью сказок колдовской

Ты тайны древние открой,

И пусть нас всех чаруют вновь

То поединок, то любовь,

Честь с незапятнанным щитом,

Страх пред невиданным врагом, Дух львиный с золотым мечом,

И твердость рыцарской руки,

И верность, смерти вопреки.

Мой друг! Хвалу ты заслужил:

Ты песнь былую возродил

Под сенью итонских дубов,

Где кроны помнят всех певцов

Еще с тех пор, как менестрели

Легенды об Артуре пели.

И ты струной своей звенел:

Ты снова Бевиса воспел,^

И песнь была полна чудес:

Король твой рыжий въехал в лес

С охоты и в глуши лесной

Был ранен егерской стрелой…

А злая воля колдуна

Была отвагой сметена…

Ты нам сказанье обновил

И Амадиса не забыл:

Как буря, галльский рыцарь твой

Летел за Ориану в бой!

Мой друг, ты восхитил меня —

Ведь слогом нынешнего дня

Ты Партенопекса воспел!

А вот теперь и я посмел

К тебе явиться с песнею моей: Вот рыцарский роман о славе прежних дней.

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

ЗАМОК

1

День догорал на гребнях скал, Закат на мощный Норем пал

И ночь уже глядит

В решетки амбразур тюрьмы,

На Чевиотские холмы,

На убегающий от тьмы

Сереброструйный Твид.

Вверху, как призраки, длинны, Ходили стражи вдоль стены,

Оружием звеня,

И ослепительный закат

Сверкал на панцырях солдат

Последней искрой дня.

2

Как солнца луч в закатный час, Георгиевский стяг угас,

А слабый ветерок,

Скользя над башней, трогал стяг, Но ткань тяжелую никак

Пошевелить не мог.

Ушли дозорные в обход,

Гремит засов стальной,

Над мрачной аркою ворот

Шагает мерно взад—вперед

Суровый часовой,

Звучит неясно со стены

Седая песня старины.

Но вдруг, услышав стук копыт, На холм Хорнклиффский он глядит: Щетиной копий холм покрыт,

И знамя в вышине.

И оторвавшись от рядов,

Как молния от облаков,

Помчался всадник вдоль холмов

На гордом скакуне.

У частокола под стеной

Под башнею сторожевой

Трубит он в звонкий рог.

И часовой спустился в зал:

Знакомый издавна сигнал

Он не узнать не мог.

И призывает капитан

Слуг, мажордома и дворян:

4

«Бочонок старого вина,

Паштеты принесите!

Дворецкий, музыка нужна:

Поставь у каждого окна

По менестрелю, старина.

Вы, трубачи, трубите!

Герольды, все на главный вход: Лорд Мармион ждет у ворот.

Эй, пушкари, палите!»

И сорок молодых стрелков

К воротам собрались.

Тяжелый загремел засов,

Решетка между двух столбов

Скользнула вверх, и через ров

Подъемный мост повис.

5

На мост въезжает Мармион.

К его седлу шлем прикреплен,

И сбруя чалого коня

Колышется, слегка звеня,