Мародер

От напряжения у меня свело челюсти, а по вискам пробежали шокирующие линии жара. Она не играла в игры, не в такие, и это тревожило меня еще больше. Сердце, которое я украл у нее, совершало злой поступок, стремясь отомстить, — оно объявило забастовку и отказывалось биться. А это биение успокаивало все шумы, создававшие хаос в пустоте.

Я поднял бокал и поднес его к губам, гадая, не разобьется ли он в моей руке. Что-то мягкое коснулось моей кожи, прежде чем жидкость коснулась моего языка. Опустил взгляд и увидел Коннолли, которая держала свою ладонь поверх моей. Она улыбнулась и наклонила голову за спину. Я повернулся, чтобы посмотреть. Морин поставила пирог.

— Хочешь десерт?

Мой голос эхом отдался в бокале. Опустил его; я даже не отпил из него. Я взглянул на ее тарелку.

— Ты съела всю свою еду.

Наши с женой взгляды пересеклись, но на этот раз она не отвела своего взгляда в сторону.

Коннолли хихикнула и покачала головой, положив свою теплую ладонь на мою руку и придвинувшись ближе к моему уху.

— Счаст-лив, — прошептала она скрипучим, низким голосом.

Я прищурился, глядя на Коннолли, и она прищурилась в ответ. У нее в запасе еще была уйма времени на то, чтобы попрактиковаться — ее мужчина тоже когда-нибудь не будет знать, что с ней делать. Весь женский треп записан каким-то неизученным кодовым языком.

Вместо того, чтобы ждать, пока я пойму, она вскочила, потянувшись за пирогом на стойке. Кили последовала за ней, собираясь помочь. Это был единственный раз, когда она улыбнулась, когда делала что-то с одним из детей.

Книги. Фильмы. Бродвей. Стрельба из лука. Даже живопись. Ничто по сравнению с тем, когда она смотрела так на тех детей.

Улыбка Коннолли стала еще шире, когда она поставила тарелку передо мной, а затем погладила меня по голове. Может быть, она думала, что я здоровенный гребаный котяра.

— Счаст-лив, — повторила она, уставившись на меня.

Она продолжала смотреть на меня.

Я огляделся по сторонам. Все уставились на меня. Морин пыталась скрыть свою усмешку. Кили нахмурилась, как будто мне лучше что-то сделать прямо сейчас, или она припечатает мне этим пирогом мне прямо в лицо. Я открыл было рот, чтобы что-то сказать, но прежде чем я успел это сделать, в мой рот уже забили ложку со взбитыми сливками.

Я никогда не слышал, чтобы ребенок так сильно смеялся. Коннолли согнулась пополам, все еще держа ложку в руке, и расхохоталась так громко, что все за столом последовали ее примеру.

Все, кроме меня.

Она просто кормила меня с ложечки, как пыталась проделать это со своим младшим братом.

Меня.

Взрослого мужика.

Пытался не обращать на это внимания, но смех моей жены перекрывал все остальное.

Секунду спустя Коннолли пристала ко мне с очередной ложкой, и на этот раз, когда она сунула ее мне в рот, я съел предложенное угощение. Я зарычал на нее, а она зарычала в ответ. Пирог летел во все стороны, и это было чертовски сладкое месиво, но малышка так сильно смеялась, что всерьез начал опасаться, что у нее не выдержат легкие.

Короче говоря, она наконец-то наслаждалась жизнью. Ей было комфортно в этом доме, с нами.

Я поднял голову, прежде чем она девочка засунула мне очередную ложку в рот, я встретился взглядом с Кили. Она все еще улыбалась, но ее взгляд теперь был другим. На ее лице было написано так много эмоций в тот момент. Она не могла скрыть бушевавшую в ней внутреннюю войну.

— Хорошо! — сказала она, когда поняла, что я это заметил.

Она подхватила Райана, заставив его рассмеяться, и прижала к своему бедру, как будто он был создан для того, чтобы сидеть там.

— Время купаться!

Коннолли дала мне еще один кусочек, а затем провела пальцем по губам, где у меня появились ямочки от ухмылки.

— Счаст-лив, — повторила она и побежала за Кили, поднимаясь за ней по ступенькам.

Морин появилась рядом со мной и забрала у меня пустую тарелку.

— Это не так уж и сложно, — произнесла она, погладив меня по голове.

Да, я был гребаным домашним животным, которое нужно было приручить.

— Если хочешь понимать наш язык, нужно просто быть внимательным. А теперь иди и отдохни. Потому что я тоже внимательна. Не только призраки ходят по ночам по этим коридорам.

Я проследовал за звуками смеха, доносившимися сверху. Кили и Коннолли готовили Райана банным процедурам. Кили помогала девочке держать Райана на руках.

— Вот так, Сиси, — сказала она, помогая ей усадить его на бедро. — Он тяжелый, но ты справишься, малышка.

Коннолли выпятила бедро, пытаясь распределить его вес, и широко улыбнулась. Пока Кили набирала воду для ванны, вся ванная благоухала цветами, Кили начала петь. Может быть, она могла слышать. А может, и нет. Но девочка напевала вместе с ней.

Перемена в Коннолли была шокирующей.

Жизнь. В ней была жизнь.

Кили повернулась, чтобы забрать Райана у его сестры, и застала меня стоящим там.

— Тебе что-нибудь нужно, Келли?

Ее голос звучал ровно, но она продолжала целовать пальцы малыша, пока он пытался засунуть их ей в рот.

— Ничего, кроме хорошего ночного сна, дорогая.

— Ты знаешь, в какой стороне кровать, — сказала она, поворачиваясь ко мне спиной. — И это явно не здесь.